Содержание
Самые интересные факты из биографии Мандельштама
Удивительно, но за очень короткий промежуток времени, с 1889 по 1895 год, в России родились шесть великих поэтов. Это Ахматова, Пастернак, Цветаева, Маяковский, Есенин и Мандельштам. И у всех шестерых была трагическая судьба.
Цветаева и Есенин повесились. Маяковский застрелился. У Ахматовой был расстрелян муж – поэт Гумилев – и отправлен в ГУЛАГ сын. Она сама подвергалась травле, над ней висела угроза ареста. Травили также Пастернака.
Полна драматических событий и жизнь Мандельштама.
Переход в христианство
Осип Эмильевич Мандельштам родился в 1891 году в Варшаве. Отец был купцом первой гильдии. Это давало право жить за чертой оседлости, установленной для евреев. Семья переехала в Санкт-Петербург. Мандельштам учился в Сорбонне и Гейдельбергском университете – знаменитых высших учебных заведениях Европы.
Однако в 1911 отец разорился и не мог больше оплачивать учебу сына за рубежом. Мандельштам решил поступить в Петербургский университет. Но здесь для евреев существовала квота. Он нашел выход: принял христианство протестантского толка. Впрочем, Мандельштам все больше времени стал уделять поэзии и все меньше – учебе.
Университет он не закончил.
Первая книга
Первый поэтический сборник Мандельштама под названием «Камень» был опубликован в 1913 году. В эту тоненькую книжку вошли 23 стихотворения. Поэт издал ее на свои деньги, вернее, на деньги отца.
Тогда в Петербурге книгопродавцы поэтические книги не приобретали, а брали на комиссию. Исключение делалось лишь для известных поэтов. Пришлось весь тираж – 600 экземпляров – сдать в комиссионный магазин.
Эта скромная книжица сразу поставила Мандельштама в ряд признанных поэтов.
Стычка с Блюмкиным
Летом 1918 Мандельштам находился в Москве. В одном кафе он стал свидетелем, как левый эсер Блюмкин, возглавлявший тогда отдел ЧК, в пьяном виде подписывает ордера на расстрел и хвастается, что жизнь людей в его руках.
Возмущенный поэт подскочил к чекисту, выхватил бумаги и порвал. Этот отважный поступок мог иметь самые серьезные последствия для Мандельштама. Поэтому Лариса Рейснер, известная революционерка, жена Федора Раскольникова, повезла его к Дзержинскому.
Тот, выслушав рассказ поэта, его поведение одобрил.
Обратите внимание
Через несколько дней Блюмкин убил германского посла. Вспыхнул мятеж левых эсеров. В связи с этими событиями был допрошен сам Дзержинский. Отвечая на вопрос, почему Блюмкин занимал такую важную должность, он сказал, что отстранил того от работы, как только узнал от Раскольникова и Мандельштама о его методах.
Позднее поэт в том же кафе вновь увидел Блюмкина. Тому уже простили убийство посла и даже приняли в партию большевиков. Блюмкин стал угрожать ему пистолетом. Мандельштам, человек впечатлительный, тонко организованный, упал в обморок.
Два ареста
В годы гражданской войны Мандельштам переезжал с места на место. В Киеве познакомился с Надеждой Хазиной, ставшей его женой.
В Крыму его арестовала врангелевская разведка, но отпустила после заступничества поэта Волошина. У него была возможность уплыть вместе с белыми в Турцию, но он предпочел остаться на родине.
Знал бы Мандельштам, что его здесь ждет! Он был арестован по подозрению в шпионаже и в меньшевистской Грузии. И тоже отпущен.
Пощечина Алексею Толстому
Мандельштам был крайне обидчив, самолюбив, вспыльчив. Однако близкие люди, знавшие, что сердце у него отзывчивое и доброе, мирились с его тяжелым характером.
Один молодой поэт занял у Мандельштама деньги и не отдавал. В ответ на требование вернуть долг он избил тщедушного Мандельштама и его жену. Мандельштам пожаловался в писательский товарищеский суд. Суд под председательством писателя Алексея Толстого обязал ответчика деньги возвратить, но побои оставил без последствий.
Мандельштам затаил обиду на Толстого. Встретив его в одном издательстве, поэт ударил «красного графа», как того называли, по щеке и патетически воскликнул: «Я наказал палача, который выдал ордер на избиение моей жены!» Толстой закричал, что не даст ему теперь жить в Москве и печататься.
Но советы написать заявление в правоохранительные органы писатель отверг.
Стих о «кремлевском горце»
В 1933 году Мандельштам сочинил знаменитое стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…», обличающее Сталина. И хотя читал он его лишь самым близким знакомым, Сталин об этом стихе узнал. Вопреки всем ожиданиям, решение вождя оказалось относительно мягким: «Изолировать, но сохранить». Поэта с женой выслали в маленький городок.
Попытка самоубийства
В ссылке у Мандельштама обнаружились признаки душевного расстройства. Он даже пытался покончить с собой, выбросившись из окна. За поэта стал хлопотать Бухарин. Мандельштаму разрешили самому выбрать место ссылки. Он поселился в Воронеже.
Донос Ставского
В 1938 году секретарь Союза писателей Ставский написал заявление на имя Ежова, в котором называл стихи Мандельштама похабными и клеветническими и предлагал решить вопрос о поэте. Вскоре Мандельштам был арестован и приговорен к пяти годам лагерей.
Гибель
Мандельштам оказался в пересыльном лагере во Владивостоке. Состояние его было ужасным. У него помутился рассудок. Он исхудал до неузнаваемости. Соседи по бараку уличали поэта в воровстве продуктов и избивали за это. Он искал объедки в помойных кучах. Это считалось пределом падения.
Поэт умер 27 декабря 1938. По официальной версии – от паралича сердца, а в действительности, судя по всему, – от истощения. По словам очевидцев, тело Мандельштама было брошено в ров.
Самые интересные факты об осипе мандельштаме
Автор: cocktail at понедельник, 15 января 2018 г.
Удивительно, но за очень короткий промежуток времени, с 1889 по 1895 год, в России родились шесть великих поэтов. Это Ахматова, Пастернак, Цветаева, Маяковский, Есенин и Мандельштам. И у всех шестерых была трагическая судьба. Цветаева и Есенин повесились. Маяковский застрелился.
У Ахматовой был расстрелян муж – поэт Гумилев – и отправлен в ГУЛАГ сын. Она сама подвергалась травле, над ней висела угроза ареста. Травили также Пастернака. Полна драматических событий и жизнь Мандельштама.
Он оставил по себе бессмертное наследие – прекрасные произведения, которые до сих пор задевают самые тонкие струны человеческой души.
Переход в христианство Осип Эмильевич Мандельштам родился в 1891 году в Варшаве. Отец был купцом первой гильдии. Это давало право жить за чертой оседлости, установленной для евреев. Семья переехала в Санкт-Петербург. Мандельштам учился в Сорбонне и Гейдельбергском университете – знаменитых высших учебных заведениях Европы. Однако в 1911 отец разорился и не мог больше оплачивать учебу сына за рубежом. Мандельштам решил поступить в Петербургский университет. Но здесь для евреев существовала квота. Он нашел выход: принял христианство протестантского толка. Кстати, имя, данное при рождении, он тоже подкорректировал. Был Иосифом, а стал Осипом. В университете Мандельштам все больше времени стал уделять поэзии и все меньше – учебе. Университет он не окончил.
Первая книга Первый поэтический сборник Мандельштама под названием “Камень” был опубликован в 1913 году. В эту тоненькую книжку вошли 23 стихотворения. Поэт издал ее на свои деньги, вернее, на деньги отца. Тогда в Петербурге книгопродавцы поэтические книги не приобретали, а брали на комиссию. Исключение делалось лишь для известных поэтов. Пришлось весь тираж – 600 экземпляров – сдать в комиссионный магазин. Эта скромная книжица сразу поставила Мандельштама в ряд признанных поэтов.
Мандельштам был влюбчив, но своей первой любви не смог посвятить стиховПарадокс, но поэт, оставивший после себя не одну сотню стихов, не оставил ни строчки для первой девушки, затронувшей его сердце. Это была Анна Зельманова-Чудовская – талантливая художница и очень красивая женщина. Стрела Амура поразила сердце поэта тогда, когда он позировал художнице, которая пришла написать его портрет. А вот на стихи возлюбленной Мандельштам так и не расщедрился.
Как и большинство друзей, с началом Первой мировой Мандельштам жаждал отправиться на фронт и встать на защиту Родины
Но добровольцем его не взяли. Оказалось, у поэта была сердечная астения. Тогда он предпринял попытки устроиться военным санитаром. Даже поехал для этого в Варшаву, но тщетно – не судьба.
После разрыва с Цветаевой хотел уйти в монастырь Об амурных отношениях поэта с Мариной Цветаевой знают многие. Но мало кому известно, что после разрыва с объектом своих любовных грез Мандельштам был настолько огорчен, что всерьез собирался уйти в монастырь.
Стычка с Блюмкиным Летом 1918 Мандельштам находился в Москве. В одном кафе он стал свидетелем, как левый эсер Блюмкин, возглавлявший тогда отдел ЧК, в пьяном виде подписывает ордера на расстрел и хвастается, что жизнь людей в его руках. Возмущенный поэт подскочил к чекисту, выхватил бумаги и порвал. Этот отважный поступок мог иметь самые серьезные последствия для Мандельштама. Поэтому Лариса Рейснер, известная революционерка, жена Федора Раскольникова, повезла его к Дзержинскому. Тот, выслушав рассказ поэта, его поведение одобрил. Через несколько дней Блюмкин убил германского посла. Вспыхнул мятеж левых эсеров. В связи с этими событиями был допрошен сам Дзержинский. Отвечая на вопрос, почему Блюмкин занимал такую важную должность, он сказал, что отстранил того от работы, как только узнал от Раскольникова и Мандельштама о его методах. Позднее поэт в том же кафе вновь увидел Блюмкина. Тому уже простили убийство посла и даже приняли в партию большевиков. Блюмкин стал угрожать ему пистолетом. Мандельштам, человек впечатлительный, тонко организованный, упал в обморок.
Арест в Крыму
В годы гражданской войны Мандельштам переезжал с места на место. В Киеве познакомился с Надеждой Хазиной, ставшей его женой. В Крыму его арестовала врангелевская разведка, но отпустила после заступничества поэта Волошина. У него была возможность уплыть вместе с белыми в Турцию, но он предпочел остаться на родине. Знал бы Мандельштам, что его здесь ждет!
Пощечина Алексею Толстому
Мандельштам был крайне обидчив, самолюбив, вспыльчив. Однако близкие люди, знавшие, что сердце у него отзывчивое и доброе, мирились с его тяжелым характером. Один молодой поэт занял у Мандельштама деньги и не отдавал. В ответ на требование вернуть долг он избил тщедушного Мандельштама и его жену. Мандельштам пожаловался в писательский товарищеский суд. Суд под председательством писателя Алексея Толстого обязал ответчика деньги возвратить, но побои оставил без последствий. Мандельштам затаил обиду на Толстого. Встретив его в одном издательстве, поэт ударил «красного графа», как того называли, по щеке и патетически воскликнул: “Я наказал палача, который выдал ордер на избиение моей жены!” Толстой закричал, что не даст ему теперь жить в Москве и печататься. Но советы написать заявление в правоохранительные органы писатель отверг.
Лично встречался с Лениным Приход революции поэт воспринял положительно. И даже начал работать на советскую власть, не подозревая, какую роковую роль сыграет этот режим в его жизни и судьбе всей российской интеллигенции. В 1918 году он получил официальную должность заведующего подотделом при Наркомпросе. В это время жил в гостинице “Москва” где ему однажды пришлось столкнуться с самим Лениным.
Короткое увлечение
В 1922 году супруги Мандельштам вынуждены были расстаться почти на полтора года. Поэт жил в Петрограде в знаменитом Доме искусств, Надежда осталась в Киеве. На чтении стихов в Доме поэтов он познакомился с актрисой Александринского театра Ольгой Арбениной-Гильденбрандт. Между ними завязалось то, что Арбенина называла “дружбой”, а Мандельштам никак не называл и страдал молча. Актриса говорила, что “обращалась с ним, как с хорошей подругой, которая все понимает”, а он держался почтительно и относился к ней как к принцессе и большому ребёнку. Мандельштам же в это время написал стихотворение “Наравне с другими”, где изображал любовь как муку, пытку и искушение.
Еще одно мгновенье,
И я скажу тебе:
Не радость, а мученье
Я нахожу в тебе.
И, словно преступленье,
Меня к тебе влечет
Искусанный в смятеньи
Вишневый нежный рот.
Донос Ставского В 1938 году секретарь Союза писателей Ставский написал заявление на имя Ежова, в котором называл стихи Мандельштама похабными и клеветническими и предлагал решить вопрос о поэте. Вскоре Мандельштам был арестован и приговорен к пяти годам лагерей. Мандельштам оказался в пересыльном лагере во Владивостоке. Состояние его было ужасным. У него помутился рассудок. Он искал объедки в помойных кучах.
Смерть поэта Поэт умер 27 декабря 1938. По официальной версии – от паралича сердца, а в действительности, судя по всему, – от истощения. Точное место захоронения останков неизвестно. Впрочем, как и многих его товарищей по несчастью, чьи тела сбрасывали в одну большую могилу. В 1998 году во Владивостоке – на месте ужасного сталинского лагеря, где покоятся останки поэта, воздвигнут памятник.
Судьба поэтического наследия Мандельштама
Стихи и личность Мандельштама были под строжайшим запретом в его родной стране почти 20 лет.
Жена Мандельштама Надежда всю жизнь собирала, записывала и бережно хранила его стихи. А еще сопровождала его в ссылках и терпела все лишения вместе с мужем. Благодаря ее стараниям до потомков дошло много прекрасных поэзий.
Современники об Осипе Мандельштаме
Осип Мандельштам (1891 — 1938) — поэт, переводчик, литературовед, один из самых известных и талантливых отечественных авторов XX века. На его долю выпало немало испытаний.
Вместе со своими современниками он пережил три революции, Первую мировую и Гражданскую войны, скитался и голодал, находился под арестом, в ссылке, снова под арестом.
Почти пять лет, с 1925 по 1930 годы, Мандельштам вообще не писал стихотворений, после 1928-го не издавал сборников своей лирики, перебиваясь переводами и редкими публикациями. Однако «шум времени» не заглушил волшебную музыку его строк, и читатели до сих пор с удовольствием вспоминают его стихи.
Автора «Кремлевского горца» можно назвать одним из самых смелых поэтов своей страшной эпохи, но в воспоминаниях современников он предстает тонким и ранимым человеком, чарующим собеседников байками из собственной биографии и, как никто другой, умеющим слушать.
Мы собрали воспоминания Анны Ахматовой, Ирины Одоевцевой, Георгия Иванова и других людей, близко знавших Осипа Мандельштама.
Анна Ахматова
Мандельштам был одним из самых блестящих собеседников: он слушал не самого себя и отвечал не самому себе, как сейчас делают почти все. В беседе был учтив, находчив и бесконечно разнообразен. Я никогда не слышала, чтобы он повторялся или пускал заигранные пластинки. С необычайной лёгкостью Осип Эмильевич выучивал языки.
«Божественную комедию» читал наизусть страницами по-итальянски. Незадолго до смерти просил Надю выучить его английскому языку, которого он совсем не знал. О стихах говорил ослепительно, пристрастно и иногда бывал чудовищно несправедлив (например, к Блоку).
О Пастернаке говорил: «Я так много думал о нём, что даже устал» и «Я уверен, что он не прочёл ни одной моей строчки». О Марине: «Я антицветаевец».
В музыке Осип был дома, а это крайне редкое свойство. Больше всего на свете боялся собственной немоты.
Когда она настигала его, он метался в ужасе и придумывал какие-то нелепые причины для объяснения этого бедствия. Вторым и частым его огорчением были читатели. Ему постоянно казалось, что его любят не те, кто надо.
Он хорошо знал и помнил чужие стихи, часто влюблялся в отдельные строчки, легко запоминал прочитанное ему.
Любил говорить про что-то, что называл своим «истуканством». Иногда, желая меня потешить, рассказывал какие-то милые пустяки. Смешили мы друг друга так, что падали на поющий всеми пружинами диван на «Тучке» и хохотали до обморочного состояния…
Евгений Мандельштам
К домашнему книжному шкафу Осип относился с большой серьезностью и как к вещественному доказательству семейных взаимоотношений («…
в разрезе своем, этот шкапчик был историей духовного напряженья целого рода и прививки к нему чужой крови»), и как к первому книжному хранилищу, формирующему человека. Так, он писал: «Книжный шкап раннего детства спутник человека на всю его жизнь.
Расположенье его полок, подбор книг, цвет корешков воспринимаются как цвет, высота, расположенье самой мировой литературы».
Важно
Осип всегда любил перемену мест, радовало его и общение с природой, хотя, в сущности, он все же был горожанином.
На дачах что ни день раздавался на улице протяжный крик: «Мороженое… сливочное… клубничное», появлялся ярко окрашенный ящик, установленный на двуколке, и за ним мороженщик в белом фартуке, с длинной ложкой в руках.
Он набирал мороженое из больших металлических банок, стоявших во льду, и раздавал пестрые кружочки покупателям. У Осипа есть чудесное, чуть шутливое стихотворение, напоминающее об этих малых радостях детства: «Мороженно!» Солнце.
Воздушный бисквит…».
Писать письма Осип не любил, но для двух людей он всегда делал исключение — для Надежды Яковлевны, без которой он просто не мог существовать, и для отца, остававшегося, где бы Ося ни находился, его постоянным адресатом.
У меня сохранились тридцать семь писем Осипа к нашему отцу. Большой материал о Петербурге, литературных делах и отношении к моей семье дают письма, написанные Осипом с Васильевского острова жене в Крым, где она тогда лечилась.
Ирина Одоевцева
Мандельштам первый поэт, с которым я сразу легко себя почувствовала. Будто между нами нет пропасти — он прославленный автор «Камня», всероссийски-знаменитый, а я еще продолжаю сидеть на школьной скамье и слушать лекции.
Он рассказывает мне о своих южных злоключениях и радостях. Как же без радостей? Их тоже было много, но злоключений, конечно, неизмеримо больше.
— Вот, в Коктебеле у Волошина… Вы, конечно, бывали в Коктебеле?
Я качаю головой.
— Нет. И даже Волошина не знаю. Никогда его не видела.
— Ах, сколько вы потеряли. Не знать Волошина! — Мандельштам искренно огорчен за меня. — Волошин — представьте себе — бородатый шар в венке и в хитоне. Едет на велосипеде по горной, залитой солнцем каменистой тропинке. Кажется, что не едет, а летит по воздуху — что он воздушный шар. А за ним стая пестрых собак с лаем несется по земле.
Мандельштам с увлечением рассказывает, как он за стакан молока и сладкую булочку стерег на берегу моря каких-то заговорщиков, левых эсеров, для конспирации совещавшихся, ныряя в волнах.
— А в Киеве. В Киеве мне жилось привольно. Как, впрочем, и потом в Тифлисе. В Киеве профессор Довнар-Запольский подарил мне свою шубу, длинную, коричневую, с воротником из обезьянки. Чудесную, профессорскую шубу. И такую же шапку.
Совет
Только шапка мне оказалась мала — голова у меня не по-профессорски большая и умная. Но одна премилая дама пожертвовала мне свою скунсовую горжетку и сама обшила ею шапку. Получилось довольно дико — будто у меня вместо волос скунсовый мех.
Раз иду ночью по Крещатику и слышу — «Смотри, смотри, поп-расстрига! Патлы обстричь не умеет. Патлатый. Идиот!»
Мандельштам не обращает внимания на происходящее на эстраде и мешает лектору Замятину и слушателям своим звонким шёпотом. Но ни я, ни кто другой не смеет «призвать его к порядку».
Так он и продолжает говорить до той минуты, когда Замятин встает и под аплодисменты — Мандельштам аплодирует особенно громко, — почти так же как я, считающаяся «метром клаки» за особое уменье хлопать и заставлять хлопать слушателей — уходит, послав отдельную улыбку и поклон Мандельштаму.
Георгий Адамович
Хлебников сидел и молчал, понурив голову и ни разу не открыв рта. Здесь придётся вспомнить о Мандельштаме, человеке разговорчивом, но совсем не в стиле футуристов, к тому же говорящем блестяще. Как-то Мандельштам, по привычке, говорил и говорил и… вдруг остановился. «Я не могу продолжать, — сказал он, — потому что в соседней комнате молчит Хлебников».
Георгий Иванов
Осенью 1910 года из третьего класса заграничного поезда вышел молодой человек. Никто его не встречал, багажа у него не было, — единственный чемодан он потерял в дороге.
Одет путешественник был странно. Широкая потрепанная крылатка, альпийская шапочка, ярко-рыжие башмаки, нечищенные и стоптанные. Через левую руку был перекинут клетчатый плед, в правой он держал бутерброд…
Так, с бутербродом в руке, он и протолкался к выходу. Петербург встретил его неприязненно: мелкий холодный дождь над Обводным каналом — веял безденежьем. Клеенчатый городовой под мутным небом, в мрачном пролете Измайловского проспекта, напоминал о «правожительстве».
Звали этого путешественника — Осип Эмильевич Мандельштам. В потерянном в Эйдкунене чемодане, кроме зубной щетки и Бергсона, была еще растрепанная тетрадка со стихами. Впрочем, существенна была только потеря зубной щетки — и свои стихи, и Бергсона он помнил наизусть…
Поговорив с Мандельштамом час, — нельзя его не обидеть, так же, как нельзя не рассмешить. Часто одно и то же сначала рассмешит его, потом обидит. Или — наоборот.
Послесловие
Последнее письмо Надежды Мандельштам Осипу Мандельштаму
«Ося, родной, далекий друг!
Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, может, никогда не прочтешь. Я пишу его в пространство. Может, ты вернешься, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя память.
Осюша — наша детская с тобой жизнь — какое это было счастье. Наши ссоры, наши перебранки, наши игры и наша любовь. Теперь я даже на небо не смотрю. Кому показать, если увижу тучу?
Ты помнишь, как мы притаскивали в наши бедные бродячие дома-кибитки наши нищенские пиры? Помнишь, как хорош хлеб, когда он достался чудом и его едят вдвоем? И последняя зима в Воронеже. Наша счастливая нищета и стихи.
Обратите внимание
Я помню, мы шли из бани, купив не то яйца, не то сосиски. Ехал воз с сеном. Было еще холодно, и я мерзла в своей куртке (так ли нам предстоит мерзнуть: я знаю, как тебе холодно). И я запомнила этот день: я ясно до боли поняла, что эта зима, эти дни, эти беды — это лучшее и последнее счастье, которое выпало на нашу долю.
Каждая мысль о тебе. Каждая слеза и каждая улыбка — тебе. Я благословляю каждый день и каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, мой милый слепой поводырь…
Мы как слепые щенята тыкались друг в друга, и нам было хорошо. И твоя бедная горячешная голова и все безумие, с которым мы прожигали наши дни. Какое это было счастье — и как мы всегда знали, что именно это счастье.
Жизнь долга. Как долго и трудно погибать одному — одной. Для нас ли — неразлучных — эта участь? Мы ли — щенята, дети, — ты ли — ангел — ее заслужил? И дальше идет все. Я не знаю ничего. Но я знаю все, и каждый день твой и час, как в бреду, — мне очевиден и ясен. Ты приходил ко мне каждую ночь во сне, и я все спрашивала, что случилось, и ты не отвечал.
Последний сон: я покупаю в грязном буфете грязной гостиницы какую-то еду. Со мной были какие-то совсем чужие люди, и, купив, я поняла, что не знаю, куда нести все это добро, потому что не знаю, где ты. Проснувшись, сказала Шуре: Ося умер.
Не знаю, жив ли ты, но с того дня я потеряла твой след. Не знаю, где ты. Услышишь ли ты меня? Знаешь ли, как люблю? Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю. Я не умею сказать и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе… Ты всегда со мной, и я — дикая и злая, которая никогда не умела просто заплакать, — я плачу, я плачу, я плачу».
Осип Мандельштам
Мандельштам Осип Эмильевич (1891 – 1938) – один из выдающихся русских поэтов XX века, а также литературный критик, переводчик, эссеист.
В первой половине XX века русская поэтическая литература пережила 2 этапа. Первый был связан с эпохой «серебряного века» и особыми поэтическими нормами и течениями, господствовавшими в тот момент.
Второй период – революционная, героическая поэзия, связанная с гражданской войной и идеей построения образцового справедливого общества. Сложно найти имена поэтов, которых можно с уверенностью причислить как к видным представителям «серебряного века», так и ярким поэтам советского периода.
Важно
Разве что имена нескольких талантливых футуристов и фигуру Мандельштама. Осип Эмильевич стоит особняком в русской литературе – он рано выработал свой неповторимый стиль и старался никогда не изменять ему, даже в советское время. Возможно, поэтому его стихотворения 1930-х гг.
не имеют аналогов и являются отражением не только его мыслей и ощущений, но и всей той трагичной эпохи…
Мандльштам был выходцем из еврейской купеческой семьи (его имя при рождении – Иосиф). Родился он в Варшаве, с . жил в Петербурге, учился в столичном Тенишевском училище, затем в 1908-1910 гг. – в Сорбонне и Гейдельбергском университете.
Первоначально Мандельштам писал стихи в духе символизма, затрагивая вопросы вечности, судьбы, хрупкости человеческого существования. Однако в . состоялась судьбоносная встреча – он сближается с лидерами акмеизма – Н.Гумилевым и А.Ахматовой. Его привлекала в идеях акмеизма конкретность, преодоление хрупкости человека и косности мироздания через творчество.
Он уподобляет себя «зодчему», архитектору слова и выпускает в . сборник стихов «Камень», принесший ему известность. Задорный, «самозабвенно-торжественный» Мандельштам становится известной фигурой в литературных кругах Петербурга. В . он знакомится и с М.Цветаевой, которая также сыграла в его жизни важную роль. В .
он гостил у нее в Москве, признавался в любви… “Если существует Бог поэзии, – писала в свое время Марина, – то Мандельштам – его гонец. Он доносит до людей божественный голос точным и чистым”.
| Н.Я.Мандельштам (Хазина) |
Революционные потрясения Мандельштам воспринял с трагизмом в душе, но с надеждой, что хранители старой культуры смогут вдохнуть теплоту и духовность в новое «жестоковыйное» государство. Поэтому он не эмигрирует, а выступает со статьями, работает в Наркомпросе, ездит по стране, женится на Н.Я.
Хазиной, писательнице, оставившей после себя бесценные воспоминаниям об Осипе Эмильевиче. В . в Берлине выходит его сборник «Tristia» («Скорбные элегии») со стихами времен первой мировой войны и революции. В . выходит еще один сборник, посвященный жене поэта.
Предчувствие исторической катастрофы, «ночное солнце» сохраняемой и возрождаемой культуры, круговорот времён и «святые острова» Эллады в центре тематики – все это красной нитью проходит через его сборники. С мая . по октябрь .
Совет
наступает пауза в его поэтическом творчестве; Мандельштам живет сначала в Ленинграде, затем в Москве, работает над эссе, зарабатывает на жизнь переводами. Благодаря дружбе с Н.И.Бухариным никакие «чистки» его не трогают в этот период. В . он совершил путешествие на Кавказ и опубликовал отдельные заметки об этом в журнале «Звезда».
Постепенно над поэтом «сгущаются тучи», во многом из-за его отношения к властям, извратившим высокий смысл революции, и чтения собственных эпиграмм на Сталина. В результате доноса Мандельштама арестовывают и отправляют в ссылку в Чердынь на Северном Урале, а после приступа душевной болезни и попытки самоубийства переводят в Воронеж.
Именно в Воронеже был написан один из лучших его поэтических циклов. В . его неожиданно оправдывают и разрешают вернуться в Москву, однако в . поэта арестовывают вторично и по этапу отправляют в лагерь на Дальний Восток. Осип Мандельштам скончался 27 декабря 1938 г. от тифа (по другой версии – от голода и истощения) в пересыльном лагере Владперпункт (Владивосток).
Был вместе с другими умершими захоронен в братской могиле.
Поэзия Мандельштама насыщена культурно-историческими образами и мотивами, стихи порой сбивчивы, отрывисты, но при этом выразительны, музыкальны и насыщены глубоким трагизмом…
Вплоть до перестройки стихи Мандельштама официально не издавались, однако еще до публикации в СССР поэзия Осипа Эмильевича обрела поистине мировую славу – в Гарварде даже велся семинар по его поэзии. А В.В.
Набоков назвал Мандельштама «единственным поэтом Сталинской России».
О.Мандельштам, К.Чуковский, Б.Лившиц и художник Ю.Анненков
ПЕТЕРБУРГСКИЕ СТРОФЫ
Н. Гумилёву
Над желтизной правительственных зданий
Кружилась долго мутная метель,
И правовед опять садится в сани,
Широким жестом запахнув шинель.
Зимуют пароходы. На припёке
Зажглось каюты толстое стекло.
Чудовищна, как броненосец в доке, –
Россия отдыхает тяжело.
А над Невой – посольства полумира,
Адмиралтейство, солнце, тишина!
И государства жёсткая порфира,
Как власяница грубая, бедна.
Тяжка обуза северного сноба –
Онегина старинная тоска;
На площади Сената – вал сугроба,
Дымок костра и холодок штыка…
Черпали воду ялики, и чайки
Морские посещали склад пеньки,
Где, продавая сбитень или сайки,
Лишь оперные бродят мужики.
Летит в туман моторов вереница;
Самолюбивый, скромный пешеход –
Чудак Евгений – бедности стыдится,
Бензин вдыхает и судьбу клянёт!
(Январь 1913)
***
Нежнее нежного
Лицо твоё,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И всё твоё –
От неизбежного.
От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.
(1909)
Мандельштаму во второй половине 2000-х гг.
, учитывая сильно возросший интерес к творчеству недооцененного поэта, было установлено несколько памятников – в Петербурге, Москве, Воронеже, Владивостоке – городах, так или иначе связанных с его судьбой.
Наиболее изящние памятники, на мой взгляд, – в Воронеже в парке «Орлёнок» и памятник-бюст в Москве на улице Забелина, где поэт гостил у брата Александра. Оба они установлены в 2008 г.
***
Мой тихий сон, мой сон ежеминутный —
Невидимый, завороженный лес,
Где носится какой-то шорох смутный,
Как дивный шелест шелковых завес.
В безумных встречах и туманных спорах,
На перекрестке удивленных глаз
Невидимый и непонятный шорох
Под пеплом вспыхнул и уже погас.
И как туманом одевает лица,
И слово замирает на устах,
И кажется — испуганная птица
Метнулась в вечереющих кустах.
(1908)
***
Воздух пасмурный влажен и гулок;
Хорошо и не страшно в лесу.
Легкий крест одиноких прогулок
Я покорно опять понесу.
И опять к равнодушной отчизне
Дикой уткой взовьется упрек,—
Я участвую в сумрачной жизни,
Где один к одному одинок!
Выстрел грянул. Над озером сонным
Крылья уток теперь тяжелы.
И двойным бытием отраженным
Одурманены сосен стволы.
Небо тусклое с отсветом странным —
Мировая туманная боль —
О, позволь мне быть также туманным
И тебя не любить мне позволь.
(1911, 28 августа 1935)
***
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых кровей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе,
Уведи меня в ночь, где течёт Енисей
И сосна до звезды достаёт,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьёт.
(17-28 марта 1931, конец 1935)
***
Колют ресницы, в груди прикипела слеза.
Чую без страху, что будет и будет гроза.
Кто-то чудной меня что-то торопит забыть.
Душно, – и всё-таки до смерти хочется жить.
С нар приподнявшись на первый раздавшийся звук,
Дико и сонно ещё озираясь вокруг,
Так вот бушлатник шершавую песню поёт
В час, как полоской заря над острогом встаёт.
(Март 1931)
Л.А.Бруни. “Портрет Осипа Мандельштама”.
Восемь тайн смерти Осипа Мандельштама
Сегодня исполняется 123 года со дня рождения одного из крупнейший поэтов ХХ века – Осипа Эмильевича Мандельштама.
Благодаря воспоминаниям его жены и многочисленным литературоведческим исследованиям жизнь поэта не оставила на себе практически ни одного темного пятна неизвестности.
Что же касается смерти, к которой сам поэт относился как к “последнему творческому акту”, то здесь больше загадок, чем ответов.
Зачем популярный и взлелеянный своим поколением поэт пишет “злостную эпиграмму” на Сталина, которая в последующем станет роковой для автора? Почему безжалостный советский тиран дарует поэту целых четыре года жизни? Наконец, как так вышло, что местонахождение могилы Мандельштама до сих пор остается неизвестным? “РГ” собрала несколько фактов о таинственном уходе величайшего поэта “Серебряного века”.
“Кремлевский горец”
В ноябре 1933 года Осип Мандельштам пишет стихотворение о Сталине, начинающееся строчкой “Мы живем, под собою не чуя страны…”. Друзья и современники отзывались об этом произведении пренебрежительно, чем спровоцировали разлад в среде литературных критиков, в том числе и современных.
Эренбург считал мандельштамовские стихи о Сталине случайными в творчестве поэта, называя их “стишками”. Еще резче отреагировал на “Кавказского горца” Б.Л. Пастернак: “То, что Вы мне прочли, не имеет никакого отношения к литературе, поэзии.
Это не литературный факт, но факт самоубийства, которого я не одобряю и в котором не хочу принимать участия”. И сегодня, к сожалению, многие склонны полагать, что эта критическая “эпиграмма” не художественный, а лишь политический акт.
Обратите внимание
Действительно, “горец” будто выбивается из всего написанного поэтом ранее, но, как совершенно справедливо заметила Ахматова, в нем есть “монументально-лубочный, вырубленный характер”.
Рубленные, будто придуманные народом, строчки и яркие метафоры сделали эту вещь самым верным и точным попаданием в образ вождя и его эпоху из всех, когда-либо сочиненных. Вряд ли можно предположить, что Мандельштам не знал, что за такие строки его будет ждать не просто тюрьма, а расстрел. Однако Осип Эмильевич даже не пытается скрыть столь опасное произведение, а читает его полутора десяткам человек, будто сознательно идет на “самоубийство”.
Не на бумаге, а в голове
Однако некоторая осмотрительность в действиях Мандельштама все же была. Боясь обыска в своей квартире, поэт уничтожает все записи с “эпиграммой” и полагается лишь на память: свою, своей жены и друга семьи Эммы Герштейн.
Последняя вспоминает в своих мемуарах: “Утром неожиданно ко мне пришла Надя (жена Мандельштама – прим. автора), можно сказать влетела. Она заговорила отрывисто. “Ося написал очень резкое сочинение. Его нельзя записать. Никто, кроме меня, его не знает.
Нужно, чтобы еще кто-нибудь его запомнил. Это будете вы. Мы умрем, а вы передадите его потом людям. Ося прочтет его вам, а потом вы выучите его наизусть со мной. Пока никто не должен об этом знать”. Надя была очень взвинчена. Мы тотчас пошли на Новощокинский”.
Кстати, именно в момент это тайного прочтения, Мандельштам меняет конец стиха, появляются знаменитые строки:
“Как подкову кует за указом указ –
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз!”
О страхе перед арестом свидетельствует и то, что Надежда Яковлевна (жена поэта – прим. автора) при жизни, во время ссылки и после смерти Осипа Эмильевича хранила его произведения в кастрюлях, в ботинках – где угодно, только не ящике рабочего стола.
Крышка гроба
8 января 1934 года умирает поэт Андрей Белый. На похоронах на Мандельштама случайно падает крышка гроба. Присутствующие расценили это как страшное предзнаменование, на что сам поэт ответил с иронией: “Я к смерти готов”.
Арест
Важно
После прочтения “эпиграммы” один из ее слушателей доносит на Мандельштама, и в ночь с 13 на 14 мая 1934 года поэта арестовывают. Следователь подвергает автора пыткам, которые спустя почти сорок лет детально опишет А. И. Солженицын в произведении “Архипелаг ГУЛАГ”.
Методы НКВД не отличались особым разнообразием: яркие лампы, карцеры, смирительные рубашки и т. д. – словом, все, что могло сломать человека, унизить его. Мандельштам признается во всем, и не просто признается, но и перечисляет имена тех, кому читал “эпиграмму”.
Почему в списке слушателей не числилось имя Пастернака, узнавшего о сочинении одним из первых, до сих пор остается загадкой. Позже Осип Эмильевич признается жене, что на Лубянке он испытывал настолько сильный страх, что даже пытался вскрыть себе вены.
Кстати, следователь Шиваров, допрашивавший поэта, спустя некоторое время был арестован и покончил жизнь самоубийством.
Заступничество
Не выдержав мучений мужа, Надежда Яковлевна обращается к Н. И. Бухарину, который искренне симпатизировал Мандельштаму, с просьбой вступиться за арестанта. Он берется за это дело, но узнав, что поэт оказался в лапах НКВД “за эпиграмму на Сталина” приходит в ужас. “Ягода прочел ему стихи про Сталина, и он, испугавшись, отступился…”, – считала жена поэта.
Так ли это было на самом деле судить сложно, но известно, что и поэт Демьян Бедный на просьбу Пастернака дает категорический ответ: “Ни вам, ни мне в это дело вмешиваться нельзя”. Кстати, строчка из “эпиграммы”: “Его толстые пальцы, как черви, жирны…
“, – родилась именно благодаря Бедному, который однажды неосторожно заметил, что терпеть не может, когда Сталин листает книги из его библиотеки своими жирными пальцами. Очевидно, что вероятные заступники поэта и сами находились на волоске от гибели.
Судить близких и друзей автора, за то, что они не смоги спасти его от трагедии, сложно, тем более что следователь угрожал расстрелом не только Мандельштаму, но и всем, кому довелось услышать его стихотворение.
Загадочный телефонный звонок в квартиру Пастернака
Несмотря на ужасающее положение дел, Бухарин все же делает некоторые попытки спасти Мандельштама. Одна из них – письмо, адресованное напрямую вождю. Получив его, Сталин неожиданно звонит Пастернаку:
Совет
Сталин: Дело Мандельштама рассматривается. Все будет хорошо. Почему вы не обратились в писательские организации или ко мне? Если бы я был поэтом и мой друг поэт попал в беду, я бы на стены лез, чтобы ему помочь.
Пастернак: Писательские организации не занимаются этим с 1927 года, а если б я не хлопотал, вы бы, вероятно, ничего не узнали.
Сталин: Но ведь он же мастер? Мастер?
Пастернак: Но дело не в этом!
Сталин: А в чем же?
Пастернак ответил, что хотел бы встретиться и поговорить.
Сталин: О чем?
Пастернак: О жизни и смерти.
На этом Сталин бросил трубку.
Этот разговор имеет еще одну версию, в которой автор “Доктора Живаго” предстает не таким смелым: говорит, что Осип Эмильевич ему вовсе не друг, а вот Иосиф Виссарионович! С ним он, якобы, давно хотел пообщаться.
Сложно сказать, какая из версий наиболее всего близка к истине, но то, что этот разговор оставил после себя множество загадок и не раз пятнал репутацию Пастернака, очевидно. Представить, что Сталин звонил писателю, чтобы узнать подробности дела, невозможно. “Вседержитель судеб” советского народа не мог не знать всех деталей.
Тогда зачем ему понадобился этот разговор? По мнению одного из исследователей Б.М. Сарнова, Сталин хотел выпытать ценность Мандельштама как поэта, величину его таланта. Он понимал, что потомки будут вспоминать его не по тем стихам, которые были написаны из лести, а по тем, которые смогут донести его величие искренне и талантливо.
Уже будучи в ссылке, Мандельштам действительно напишет несколько восхваляющих вождя сочинений, но ни одно из них не врежется в память народа так, как “злостная эпиграмма”. Поэт Фазиль Искандер также полагал, что Сталину понравилось критическое сочинение Осипа Эмильевича.
С одной стороны, герой стихотворения предстает здесь в гиперболизированном и даже “мерзком” образе тирана, с другой – за этим обликом скрывается “неодолимая сила Сталина”: его слова “как пудовые гири, верны”, он “играет услугами полулюдей” и вся страна живет в страхе перед ним, так как даже “речи за десять шагов не слышны”.
Добрый вождь
После ареста, Мандельштама ждала казнь. Так считали все, включая самого поэта, и это было очевидно. Если вспомнить книги Шаламова или Солженицына, в СССР приговор считался мягким, если обвиняемого не расстреливали, а отправляли в самые восточные лагеря, строить каналы.
Сажали и убивали в то время за “украденный моток ниток”, за письма и разговоры на кухне, не то что за произведение, порочащее “великое имя” тирана. Но в случае с Мандельштамом произошло чудо, иначе не назовешь. Сталин не просто смягчает приговор поэту, он приказывает “изолировать, но сохранить”. Это был нонсенс.
Обратите внимание
Когда следствие было закончено, автор “эпиграммы” был сослан на три года в город Чердынь Свердловской области, куда вместе с ним разрешили выехать и его жене.
Вскоре и эта ссылка была отменена: Осип Эмильевич пытается покончить жизнь самоубийством, выбросившись из окна, Надежда Яковлевна в отчаянии пишет друзьям и знакомым в Москву, и благодаря тому самому письму Бухарина, о котором мы упоминали выше, Мандельштамам позволяют поселиться где угодно, исключая двенадцать крупнейших городов страны. Супруги наугад выбирают Воронеж.
Здесь, несмотря на нищету, они имеют право жить, работать (даже не на каком-нибудь заводе, а в местной газете и театре) и принимать гостей. Более того, именно воронежский цикл стихотворений Мандельштама (“Воронежские тетради”) принято считать вершиной его творчества. Пока поэт “вымучивал”, как утверждала Надежда Яковлевна, оды Сталину, уверявшие вождя в успехе его плана, жена бережно сохраняла искренние и выстраданные сочинения супруга.
Последнее испытание поэта
В 1937 году заканчивается срок ссылки и поэт неожиданно получает разрешение выехать из Воронежа. Пробыв недолгое время в Москве, супруги уезжают в профсоюзную здравницу, где в ночь с 1 на 2 мая Мандельштама арестовывают вторично. На этот раз поводом к аресту послужило заявление секретаря Союза писателей СССР В.
Ставского, в котором предлагалось “решить вопрос о Мандельштаме”, чьи стихи являются “похабными и клеветническими”. Письмо было адресовано наркому внутренних дел, главному карателю того времени, Н.И. Ежову. Факт появления такой просьбы и ее немедленное исполнение говорят о том, что в этот раз в ликвидации поэта был заинтересован сам Сталин.
Почему было решено оборвать четыре года относительной свободы Мандельштама, когда, по мнению вождя, он был у него “в кулаке” и мог продолжать восхвалять тирана, непонятно. Был ли предрешен конец автора или его смерть оказалось случайной, тоже остается загадкой.
Так или иначе, 2 мая арестанта доставляют на станцию Черусти, которая находилась в 25 километрах от здравницы, и отправляют по этапу в лагерь на Дальний Восток. А уже 27 декабря 1938 года в возрасте 47 лет Осипа Эмильевича не стало. Ни дата, ни место смерти (один из пересыльных пунктов во Владивостоке) не являются точными.
До сих пор неизвестна и причина, по которой скончался Мандельштам: по одной из версий поэта погубил тиф, по другой, и именно она была указана в официальном заключении НКВД, – паралич сердца. Тело Мандельштама несколько месяцев лежало непогребенным, а затем весь “зимний штабель”, то есть всех заключенных, не переживших зиму, похоронили в братской могиле.
Важно
Утверждать, что это не легенда, а истина нельзя, так как местонахождение могилы поэта до сих пор неизвестно. Ясно одно, смерть, действительно, стала последним испытанием великого поэта.
Мандельштам Осип Эмильевич
Из петербургской еврейской купеческой семьи.
Учился в Тенишевском училище, увлекался эсеровским движением (воспоминания “Шум времени”,1925).
В 1907-08 слушал лекции в Париже, в 1909-10 в Гейдельберге, в 1911-17 изучал в Петербургском университете романскую филологию (курса не закончил).
Символизм
Первые стихотворные опыты в народническом стиле относятся к 1906, систематическая работа над поэзией началась с 1908, первая публикация 1910. Мандельштам примыкает к символизму (посещает В. И. Иванова, посылает ему свои стихи).
Его программа сочетать “суровость Тютчева с ребячеством Верлена”, высокость с детской непосредственностью. Сквозная тема стихов хрупкость здешнего мира и человека перед лицом непонятной вечности и судьбы (“Неужели я настоящий / И действительно смерть придет?..
“); интонация удивленной простоты; форма короткие стихотворения с очень конкретными образами (пейзажи, стихотворные натюрморты). Поэт ищет выхода в религии (особенно напряженно в 1910), посещает заседания Религиозно-философского общества, но в стихах его религиозные мотивы целомудренно-сдержанны (“Неумолимые слова…
” о Христе, который не назван). В 1911 принимает крещение по методистскому обряду. Из стихов этих лет Мандельштам включил в свои книги менее трети.
Акмеизм
В 1911 Мандельштам сближается с Н. С. Гумилевым и А. А. Ахматовой, в 1913 его стихи Notre Dame, “Айя-София” печатаются в программной подборке акмеистов (см. Акмеизм).
Программа акмеизма для него конкретность, “посюсторонность”, “сообщничество сущих в заговоре против пустоты и небытия”, преодоление хрупкости человека и косности мироздания через творчество (“из тяжести недоброй и я когда-нибудь прекрасное создам”): поэт уподобляется зодчему, первая книга Мандельштама называется “Камень” (1913, 2-е изд. 1916).
Так же “зодчески” должно строиться и общество (стихи о всеединящем Риме, статьи “Петр Чаадаев”, “Скрябин и христианство”).
Совет
Стихи его приобретают высокую торжественность интонаций, насыщаются классическими мотивами (“Петербургские строфы”, “Бах”, “Я не увижу знаменитой “Федры”); в сочетании с бытовыми и книжными темами это порой дает остраненно-причудливые рисунки (“Кинематограф”, “Домби и сын”). К нему приходит известность в литературных кружках, он свой человек в петербургской богеме, задорный, ребячливый и самозабвенно-торжественный над стихами.
Война и революция
Первую мировую войну Мандельштам сначала приветствует, потом развенчивает (“Зверинец”); отношение к октябрю 1917 как к катастрофе (“Кассандре”, “Когда октябрьский нам готовил временщик…
“) сменяется надеждой на то, что новое “жестоковыйное” государство может быть гуманизовано хранителями старой культуры, которые вдохнут в его нищету домашнее, “эллинское” (а не римское!) тепло человеческого слова. Об этом его лирические статьи “Слово и культура”, “О природе слова”, “Гуманизм и современность”, “Пшеница человеческая” и др. (1921-22).
В 1919-20 (и позднее, в 1921-22) он уезжает из голодного Петербурга на юг (Украина, Крым, Кавказ: воспоминания “Феодосия”, 1925), но от эмиграции отказывается; в 1922 поселяется в Москве с молодой женой Н. Я. Хазиной (Н. Я. Мандельштам), которая станет его опорой на всю жизнь, а после гибели героически спасет его наследие. Стихи 1916-21 гг.
(сборник Tristia, 1922, “Вторая книга”, 1923) написаны в новой манере, значения слов становятся расплывчаты, иррациональны: “живое слово не обозначает предметы, а свободно выбирает, как бы для жилья, … милое тело”. Слова соединяются в фразы только звуками и семантической эмоцией (“Россия, Лета, Лорелея”), связь между фразами теряется из-за пропусков ассоциативных звеньев.
В тематике появляются “черное солнце” любви, смерти, исторической катастрофы, “ночное солнце” сохраняемой и возрождаемой культуры, круговорот времен, а в центре его “святые острова” Эллады (“На розвальнях…”, “Сестры тяжесть и нежность…”, “Золотистого меда струя…”, “В Петербурге мы сойдемся снова …” и др.).
К 1923 надежды на гуманизацию нового общества иссякают, Мандельштам чувствует себя отзвуком старого века в пустоте нового (“Нашедший подкову”, “1 января 1924”) и после 1925 на пять лет перестает писать стихи; только в 1928 выходят итоговый сборник “Стихотворения” и прозаическая повесть “Египетская марка” (тем же отрывисто-ассоциативным стилем) о судьбе маленького человека в провале двух эпох.
Вызов власти
С 1924 Мандельштам живет в Ленинграде, с 1928 в Москве, бездомно и безбытно, зарабатывая изнурительными переводами: “чувствую себя должником революции, но приношу ей дары, в которых она не нуждается”. Он принимает идеалы революции, но отвергает власть, которая их фальсифицирует.
В 1930 он пишет “Четвертую прозу”, жесточайшее обличение нового режима, а в 1933 стихотворную инвективу (“эпиграмму”) против Сталина (“Мы живем, под собою не чуя страны…”).
Этот разрыв с официальной идеологией дает ему силу вернуться к творчеству (за редкими исключениями, “в стол”, не для печати): его стихи о чести и совести, завещанных революционными “разночинцами”, о новой человеческой культуре, которая должна рождаться из земной природы, как биологическое или геологическое явление (“Сохрани мою речь…
“, “За гремучую доблесть грядущих веков…”, “Армения”, очерки “Путешествие в Армению”). Ассоциативный стиль его стихов становится все более резким, порывистым, темным; теоретическая мотивировка его в эссе “Разговор о Данте” (1933).
Ссылка и гибель
Обратите внимание
В мае 1934 Мандельштам арестован (за “эпиграмму” и другие стихи), сослан в Чердынь на Северном Урале, после приступа душевной болезни и попытки самоубийства переведен в Воронеж. Там он отбывает ссылку до мая 1937, живет почти нищенски, сперва на мелкие заработки, потом на скудную помощь друзей.
Мандельштам ждал расстрела: неожиданная мягкость приговора вызвала в нем душевное смятение, вылившееся в ряд стихов с открытым приятием советской действительности и с готовностью на жертвенную смерть (“Стансы” 1935 и 1937, так называемая “ода” Сталину 1937 и др.
); впрочем, многие исследователи видят в них лишь самопринуждение или “эзопов язык”. Центральное произведение воронежских лет “Стихи о неизвестном солдате”, самое темное из сочинений Мандельштама, с апокалиптической картиной революционной (?) войны за выживание человечества и его мирового разума.
Мандельштам то надеялся, что “ода” спасет его, то говорил, что “это была болезнь”, и хотел ее уничтожить. После Воронежа он живет год в окрестностях Москвы, “как в страшном сне” (А. Ахматова). В мае 1938 его арестовывают вторично “за контрреволюционную деятельность” и направляют на Колыму.
Он умер в пересыльном лагере, в состоянии, близком к сумасшествию, по официальному заключению от паралича сердца. Имя его оставалось в СССР под запретом около 20 лет.
