Дмитрий лихачев: интеллигент и эпоха абсурда

Дмитрий Лихачёв: Человек должен быть интеллигентен

Человек должен быть интеллигентен! А если у него профессия не требует интеллигентности? А если он не смог получить образования: так сложились обстоятельства? А если окружающая среда не позволяет? А если интеллигентность сделает его «белой вороной» среди его сослуживцев, друзей, родных, будет просто мешать его сближению с другими людьми?

Нет, нет и нет! Интеллигентность нужна при всех обстоятельствах. Она нужна и для окружающих, и для самого человека.

Это очень, очень важно, и прежде всего для того, чтобы жить счастливо и долго — да, долго! Ибо интеллигентность равна нравственному здоровью, а здоровье нужно, чтобы жить долго — не только физически, но и умственно. В одной старой книге сказано: «Чти отца своего и матерь свою, и долголетен будешь на земле». Это относится и к целому народу, и к отдельному человеку. Это мудро.

Обратите внимание

Но прежде всего определим, что такое интеллигентность, а потом — почему она связана с заповедью долголетия.

Многие думают: интеллигентный человек — это тот, который много читал, получил хорошее образование (и даже по преимуществу гуманитарное), много путешествовал, знает несколько языков.

А между тем, можно иметь всё это и быть неинтеллигентным, и можно ничем этим не обладать в большой степени, а быть всё-таки внутренне интеллигентным человеком.

Образованность нельзя смешивать с интеллигентностью. Образованность живет старым содержанием, интеллигентность — созданием нового и осознанием старого как нового.

Больше того… Лишите подлинно интеллигентного человека всех его знаний, образованности, лишите его самой памяти.

Пусть он забыл все на свете, не будет знать классиков литературы, не будет помнить величайшие произведения искусства, забудет важнейшие исторические события, но если при всем этом он сохранит восприимчивость к интеллектуальным ценностям, любовь к приобретению знаний, интерес к истории, эстетическое чутье, сможет отличить настоящее произведение искусства от грубой «штуковины», сделанной, только чтобы удивить, если он сможет восхититься красотой природы, понять характер и индивидуальность другого человека, войти в его положение, а поняв другого человека, помочь ему, не проявит грубости, равнодушия, злорадства, зависти, а оценит другого по достоинству, если он проявит уважение к культуре прошлого, навыки воспитанного человека, ответственность в решении нравственных вопросов, богатство и точность своего языка — разговорного и письменного, — вот это и будет интеллигентный человек.

Интеллигентность не только в знаниях, а в способностях к пониманию другого. Она проявляется в тысяче и тысяче мелочей: в умении уважительно спорить, вести себя скромно за столом, в умении незаметно (именно незаметно) помочь другому, беречь природу, не мусорить вокруг себя — не мусорить окурками или руганью, дурными идеями (это тоже мусор, и ещё какой!).

Я знал на Русском Севере крестьян, которые были по-настоящему интеллигентны. Они соблюдали удивительную чистоту в своих домах, умели ценить хорошие песни, умели рассказывать «бывальщину» (то есть то, что произошло с ними или другими), жили упорядоченным бытом, были гостеприимны и приветливы, с пониманием относились и к чужому горю, и к чужой радости.

Важно

Интеллигентность — это способность к пониманию, к восприятию, это терпимое отношение к миру и к людям.

Интеллигентность надо в себе развивать, тренировать — тренировать душевные силы, как тренируют и физические. А тренировка возможна и необходима в любых условиях.

Что тренировка физических сил способствует долголетию — это понятно. Гораздо меньше понимают, что для долголетия необходима и тренировка духовных и душевных сил.

Дело в том, что злобная и злая реакция на окружающее, грубость и непонимание других — это признак душевной и духовной слабости, человеческой неспособности жить… Толкается в переполненном автобусе — слабый и нервный человек, измотанный, неправильно на все реагирующий. Ссорится с соседями — тоже человек, не умеющий жить, глухой душевно.

Эстетически невосприимчивый — тоже человек несчастный. Не умеющий понять другого человека, приписывающий ему только злые намерения, вечно обижающийся на других — это тоже человек, обедняющий свою жизнь и мешающий жить другим. Душевная слабость ведет к физической слабости. Я не врач, но я в этом убежден. Долголетний опыт меня в этом убедил.

Приветливость и доброта делают человека не только физически здоровым, но и красивым. Да, именно красивым.

Лицо человека, искажающееся злобой, становится безобразным, а движения злого человека лишены изящества — не нарочитого изящества, а природного, которое гораздо дороже.

Социальный долг человека — быть интеллигентным. Это долг и перед самим собой. Это залог его личного счастья и «ауры доброжелательности» вокруг него и к нему (то есть обращённой к нему).

Совет

Все, о чем я разговариваю с молодыми читателями в этой книге — призыв к интеллигентности, к физическому и нравственному здоровью, к красоте здоровья.

Будем долголетни, как люди и как народ! А почитание отца и матери следует понимать широко — как почитание всего нашего лучшего в прошлом, в прошлом, которое является отцом и матерью нашей современности, великой современности, принадлежать к которой — великое счастье.

Впервые опубликовано на «Татьянином дне» 15 ноября 2009 года под названием «Человек должен быть интеллигентен!»

Академик Дмитрий Лихачев: «Нация, которая не ценит интеллигентности, обречена на гибель»

?Николай Подосокорский (philologist) wrote,
2018-01-05 18:37:00Николай Подосокорский
philologist
2018-01-05 18:37:00Дмитрий Сергеевич Лихачёв (1906-1999) — советский и российский филолог, культуролог, искусствовед, академик РАН (АН СССР до 1991 года).

Председатель правления Российского (Советского до 1991 года) фонда культуры (1986-1993). Автор фундаментальных трудов, посвящённых истории русской литературы (главным образом древнерусской) и русской культуры. Ниже размещена его заметка «О науке и ненауке». Текст приводится по изданию: Лихачев Д. Заметки о русском. — М.

: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2014.

Вокруг разговоров об интеллигентности

Образованность нельзя смешивать с интеллигентностью. Образованность живет старым содержанием, интеллигентность — созданием нового и осознанием старого как нового. Больше того…

Лишите человека всех его знаний, образованности, лишите его самой памяти, но если при всем этом он сохранит восприимчивость к интеллектуальным ценностям, любовь к приобретению знаний, интерес к истории, вкус в искусстве, уважение к культуре прошлого, навыки воспитанного человека, ответственность в решении нравственных вопросов и богатство и точность своего языка — разговорного и письменного — вот это и будет интеллигентность. Конечно, образованность нельзя смешивать с интеллигентностью, но для интеллигентности человека огромное значение имеет именно образованность. Чем интеллигентнее человек, тем больше его тяга к образованности. И вот тут обращает на себя внимание одна важная особенность образованности: чем больше знаний у человека, тем легче ему приобретать новые. Новые знания легко «укладываются» в запас старых, запоминаются, находят себе свое место.

Приведу первые пришедшие на память примеры. В двадцатые годы я был знаком с художницей Ксенией Половцевой. Меня поражали ее знакомства со многими известными людьми начала века. Я знал, что Половцевы были богачами, но если бы я чуть больше был знаком с историей этой семьи, с феноменальной историей ее богатств, — сколько интересного и важного я мог бы от нее узнать. У меня была бы готовая «упаковка», чтобы узнавать и запоминать. Или пример того же времени. В двадцатые годы у нас была библиотека редчайших книг, принадлежавших И.И. Ионову. Я об этом как-то писал. Сколько новых знаний о книгах я мог бы приобрести, если бы в те времена я знал о книгах хотя бы немного больше. Чем больше знает человек, тем легче он приобретает новые знания. Думают, что знания толкутся и круг знаний ограничен какими-то объемами памяти. Совсем напротив: чем больше знаний у человека, тем легче приобретаются новые. Способность к приобретению знаний — это тоже интеллигентность.

А кроме того, интеллигент — это человек «особой складки»: терпимый, легкий в интеллектуальной сфере общения, не подверженный предрассудкам — в том числе шовинистического характера. Многие думают, что раз приобретенная интеллигентность затем остается на всю жизнь. Заблуждение! Огонек интеллигентности надо поддерживать.

Читать, и читать с выбором: чтение — главный, хотя и не единственный, воспитатель интеллигентности и главное ее «топливо». «Не угашайте духа!» Изучить десятый иностранный язык гораздо легче, чем третий, а третий легче, чем первый. Способность приобретать знания и самый интерес к знаниям растут в каждом отдельном человеке в геометрической прогрессии.

К сожалению, в обществе в целом общая образованность падает и место интеллигентности заступает полуинтеллигентность.Воображаемый разговор «впрямую» с моим воображаемым противником-академиком в гостиной «Узкого». Он: «Вы превозносите интеллигентность, а сам в своей встрече, передававшейся по телевидению, отказались точно определить — что это такое».

Я: «Да, но я могу показать, что такое полуинтеллигентность. Вы часто бываете в „Узком“?» Он: «Часто». Я: «Пожалуйста, скажите: кто художники этих картин XVIII века?» Он: «Нет, этого я не знаю». Я: «Конечно, это трудно. Ну а какие сюжеты этих картин? Ведь это легко». Он: «Нет, не знаю: какая-нибудь мифология».

Обратите внимание

Я: «Вот это отсутствие интереса к окружающим культурным ценностям и есть неинтеллигентность».На своем вечере в Останкине, показывавшемся по телевидению, я высказал мысль по поводу того, что нельзя притвориться интеллигентным. Можно притвориться добрым, щедрым, даже глубокомысленным, мудрым, наконец (особенно ес ли цедить слова, попыхивая трубочкой), но интеллигентным — никогда.

По этому поводу я получил интересное письмо от Н. Н. Кладона — члена Союза писателей и Союза кинематографистов. Приведу выдержку из этого письма. «Наверное, многие пишут Вам с благодарностью за высказанные спокойно и серьезно мысли и оценки на встрече в Останкино. Они мне важны и близки. Как и многим. Но я пишу о частности, правда очень важной.

Среди прочего Вы привели привлекшее Вас определение интеллигентности, как сказали, — услышанное недавно. Именно недавно, этой зимой я его высказал на вечере артиста Леонида Оболенского (выводя из него потребность зрителей видеть на экране интеллигентного человека). Мне доводилось его приводить неоднократно, и неизменно так же бурно, как и в Останкине, на него реагировала аудитория.

Пишу об этом не для „восстановления авторства“ своего, ибо оно мне не принадлежит. Но, зная Вашу дотошную требовательность ученого к цитатам, — сообщаю имя автора. Лет двадцать пять назад, а то и более, в личных беседах с Александром Петровичем Довженко, споря с отождествлением интеллигентности с образованностью, он сказал: „Вот мой дед, неграмотный крестьянин.

Но была в нем народная интеллигентность“. И, посетовав на возросшую приспособляемость людей, с горечью добавил: „Ведь трус может притвориться храбрым, злодей — добрым, негодяй — героем, праведником… и лишь нема возможности никак притвориться интеллигентным…“ И последовали примеры. С тех пор я часто приводил это поразившее меня высказывание великого писателя и режиссера…

Рад был его слышать и от Вас».Непосредственность культуры и культура непосредственно сти. Культура всегда искренна. Она искренна в самовыражении. И человек культурный не притворяется чем-то и кем-то, разве только тогда, когда притворство входит в задание искусства (театрального, например, но и в нем должна быть своя непосредственность).

Вместе с тем непосредственность и искренность должны обладать своего рода культурой, не превращаться в цинизм, в выворачивание себя наизнанку перед зрителем, слушателем, читателем. Всякого рода произведение искусства делается для других, но истинный художник в творчестве как бы забывает об этих «других». Он «царь» и «живет один». Одно из самых ценных человеческих качеств — индивидуальность.

Она приобретается от рождения, «дается судьбой» и развивается искренностью: быть самим собой во всем — от выбора профессии до манеры говорить и до походки. Искренность может быть в себе воспитана.

Письмо к Н.В. МордюковойГлубокоуважаемая Нонна Викторовна!Простите, что пишу Вам на машинке: очень испортился почерк. Ваше письмо доставило мне большую радость.

Важно

Хоть я и получил много писем, но получить письмо от Вас значило для меня очень многое. Это и признание того, что я мог держаться на сцене! И действительно, со мной произошло чудо. Я вышел на сцену совсем усталый: ночь в поезде, потом отлеживался в гостинице, случайная еда, приезд в Останкино за полтора часа для переговоров, установки света; а мне 80, и полгода в больнице перед тем.

Но через пятнадцать минут зал меня «подкормил». Куда девалась усталость. Голос, перед тем совсем севший, вдруг выдержал — три с половиной часа говорения! (В передаче осталось полтора.) Как я почувствовал расположение зала — не пойму. Теперь о «блошках». Это не «блошки», а самое важное. И как Вы ухватили это самое важное?!Во-первых, об интеллигентности.

Я сознательно пропустил ответ на вопрос: «Что такое интеллигентность?» Дело в том, что у меня по ленинградскому телевидению была передача из Дворца молодежи (тоже полтора часа), и я там говорил много об интеллигентности.

Эту передачу смотрели московские работники ТВ, по-видимому, именно они повторили этот вопрос, а я не захотел повторяться, имея в виду, что московскую передачу будут смотреть и в Ленинграде те же зрители. Повторяться нельзя — это душевная бедность. Школьником я был на Севере у поморов.

Они поразили меня своей интеллигентностью, особой народной культурой, культурой народного языка, особой рукописной грамотностью (старообрядцы), этикетом приема гостей, этикетом еды, культурой работы, деликатностью и пр., и пр. Не нахожу слов, чтобы описать мой восторг перед ними.

Хуже получилось с крестьянами бывших Орловской и Тульской губерний: там забитость и неграмотность от крепостного права, нужды.А поморы обладали чувством собственного достоинства. Они размышляли. До сих пор помню рассказ и восхищение главы семьи, крепкого помора, о море, удивление морем (отношение как к живому существу). Убежден: был бы Толстой среди них, общение и доверие установились бы сразу.

Поморы были не просто интеллигентные — они были мудрые. И никто из них не захотел бы переселиться в Петербург. Но когда Петр брал их в матросы — они обеспечили ему все его морские победы. И побеждали на Средиземном, Черном, Адриатическом, Азовском, Каспийском, Эгейском, Балтийском…

— весь XVIII век! Север был страной сплошной грамотности, а записывали их неграмотными, так как они (северяне в целом) отказывались читать гражданскую печать. Благодаря высокой культуре они сохранили и фольклор. А ненавидят интеллигентов полуинтеллигенты, которые очень хотят быть полными интеллигентами.Полуинтеллигенты — это самая страшная категория людей.

Они воображают, что все знают, обо всем могут судить, могут распоряжаться, вершить судьбами и пр. Они никого не спрашивают, не советуются, не слушают (глухи и морально). Для них все просто. Настоящий же интеллигент знает цену своим «знаниям». Это у него основное «знание».

Совет

Отсюда его уважение к другим, осторожность, деликатность, осмотрительность в решении судеб других и крепкая воля в отстаивании нравственных принципов (стучит кулаком по столу только человек со слабыми нервами, неуверенный в своей правоте).Теперь о неприязни Толстого к аристократам. Здесь я плохо объяснил. У Толстого была во всех его писаниях «стыдливость формы», нелюбовь к внешнему лоску, к Вронским. Но он был истинным аристократом духа. То же Достоевский. Он ненавидел самую форму аристократизма. Но Мышкина сделал князем. Князем называет и Грушенька Алешу Карамазова. В них есть аристократизм духа. Лощеная, законченная форма ненавидима русскими писателями. Даже у Пушкина поэзия стремится к простой прозе — простой, краткой, без украс. Флоберы не в русском стиле. Но это тема большая. Об этом у меня немного есть в книжке «Литература — реальность — литература». Интересно: Толстой не любил оперу, а признавал кинематограф. Цените! В кинематографе больше жизненной простоты и правды. Вас бы Толстой очень признал. Вы были бы этому рады? И я не путаю роль с актером. Уже из Вашего письма и из Вашего понимания ролей для меня ясно: Вы одарены внутренним аристократизмом и интеллигентностью.Спасибо!

Ваш Д. Лихачев.

Нация, которая не ценит интеллигентности, обречена на гибель. Люди, стоящие на низших уровнях социального и культурного развития, имеют такой же мозг, что и люди, окончившие Оксфорд или Кембридж. Но он «не загружен» полностью. Задача состоит в том, чтобы дать полную возможность культурного развития всем людям.

Не оставлять у людей «незанятого» мозга. Ибо пороки, преступления таятся именно в этой части мозга. И потому еще, что смысл человеческого существования в культурном творчестве всех. Прогресс часто состоит в дифференциации и спецификации внутри какого-то явления (живого организма, культуры, экономической системы и пр.).

Чем выше на ступенях прогресса стоит организм или система, тем выше и объединяющее их начало. В высших организмах объединяющим началом является нервная система. То же самое и в культурных организмах — объединяющим началом являются высшие формы культуры.

Объединяющее начало русской культуры — это Пушкин, Лермонтов, Державин, Достоевский, Толстой, Глинка, Мусоргский и т. д. Но захватываются не только люди, гении, но и гениальные произведения (особенно важно это для древнерусской культуры).

Вопрос состоит в том, каким образом высшие формы могут возникнуть из низших.

Ведь чем выше явление, тем меньше в нем элементов случайности. Система из бессистемности? Уровни законов: физический, выше физического — биологический, еще выше — социологический, самый высокий — культурный. Основа всего — в первых ступенях, объединяющая сила — в культурном уровне.

История русской интеллигенции есть история русской мысли. Но не всякой мысли! Интеллигенция есть еще и категория нравственная. Вряд ли кто включит в историю русской интеллигенции Победоносцева, Константина Леонтьева. Но в историю русской мысли хотя бы Леонтьева включать надо.

Русской интеллигенции свойственны и определенные убеждения. И прежде всего: она никогда не была националистической и не имела ощущения своего превосходства над «простым народом», над «населением» (в его современном оттенке значения).

Дмитрий Лихачев и русская интеллигенция

Последние 15 лет интеллигенция в России не играет сколь-нибудь существенной роли. Однако раньше считаться интеллигентом было престижно. Само выражение «истинный интеллигент» говорило о том, что были и неистинные — многие пытались выглядеть интеллигентами.

Тогда спорили о том, обязательно ли интеллигент должен находиться в оппозиции власти или должен сам идти во власть, чтобы претворять в жизнь свои убеждения. Все это — в прош­лом. Теперь власть увлечена спорами с бизнесом. Власть хочет денег, а бизнес хочет власти.

Интеллигенция для них — третий лишний.

В период слома социалистической системы, российские интеллигенты сначала оказались востребованы реформаторами-революционерами, использованы, а затем оттеснены на обочину исторического развития. На авансцену общественной жизни вышел и утвердил себя диаметрально противоположный интеллигенции социальный тип — новые .

Обратите внимание

Ельцинский период — время очередной революции и смуты на Руси. Для многих — некое затмение и разума, и совести. Власть сначала была озабочена своим собственным переструктурированием и становлением.

А затем совершенно неожиданно для многих оказалась во главе погромщиков. После 1996 года олигархи фактически захватили власть.

Для идей многопартийности, демократии, свободы слова, да и просто совестливости места в идеологии правящего слоя уже не оставалось.

Теперь в стране медленно, но наступает некоторое отрезвление. Впрочем, если внимательно присмотреться, далеко не все общество позволило себе запачкаться участием в погроме.

Ни Дмитрия Лихачева, ни Даниила Гранина в рядах погромщиков не было. Часть совестливых людей была отторгнута властью в начале 1990-х годов, другая часть — в середине.

Сохранили человеческое достоинство и миллионы простых людей, продолжавших делать свое дело: учить детей, лечить стариков, печь хлеб.

И не случайно в последнее время общество начало снова вспоминать об интеллигенции. Похоже, что-то в стране без нее не получается. Думается, без интеллигенции не может состояться воссоздание сильной, независимой России. Никакие репрессивные меры у нас не решают проблем коррупции, клановости, расизма и т. д.

Таким образом, складываются новые предпосылки для востребованности интеллигенции и государством, и бизнесом. Но самое главное — существенно меняются настроения рядовых граждан. Оказывается, что материальные ценности при всей их привлекательности не могут в России заменять ценности духовные.

Лихачев для сегодняшней науки нетипичен. Как насмешливо говорил Козьма Прутков, специалист подобен флюсу.

Важно

Это изречение отражает одну из объективных тенденций развития современного научного процесса. Время ученых-энциклопедистов, кажется, безвозвратно ушло в прошлое.

И все жеэнциклопедисты появляются и в современную эпоху, среди нас. Правда, распознать их не всегда удается сразу.

В 1980-е годы, в особенности — в период перестройки, общественное мнение возвело Лихачева в ранг культовой фигуры общенационального масштаба благодаря его выступлениям в защиту культуры.

Академик вступал в споры там, где власть проявляла невежество, и нередко одерживал победы благодаря научному авторитету, глубине своей аргументации и исключительной внешней простоте приводимых доводов, делавшей их понятными даже плохо образованным партийным функционерам.

Понятие интеллигенция, по Лихачеву, — чисто русское. Ученый не убежден в том, что интеллигенцию следует считать социальной группой, слишком она разнородна. Интеллигентами могут быть дворяне, люди литературы и искусства, ученые и др.

Интеллигентностью способны обладать рабочие или, к примеру, поморские рыбаки. Вместе с тем ему очевидно, что при всем «ассоциативно-эмоциональном содержании» этого понятия интеллигенции присущи вполне конкретные общие черты.

Из принятого в советское время определения не вызывало возражений, что интеллигент — это образованный человек, обладающий большой внутренней культурой. Но дальше выделялись черты, неведомые официальной советской науке.

В первую очередь это — свобода, понимаемая как «независимость мысли при европейском образовании» Особое отвращение к деспотизму как специфическая черта русской интеллигенции:

Совет

Свобода для интеллигента — это нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли.

Лихачев считает, что она в целом выдержала испытание смутными временами, несмотря на жесточайшие преследования. Чем сильнее было сопротивление интеллигенции, тем ожесточеннее действовали против нее.

Читая лихачевские описания этого геноцида, невольно приходишь к сравнению с гонениями на христиан. Принципиальное отличие, пожалуй, в одном.

Верующие в Христа были носителями хотя и сформировавшихся на огромном духовно-историческом материале (включавшем римскую философию), но все же новых и потому чуждых их противникам взглядов.

Интеллигенты же отстаивали хорошо известные ценности, выработанные в ходе всего развития человечества.

Интеллигент — это образованный человек с обостренным чувством совестливости, обладающий к тому же интеллектуальной независимостью.

Дмитрий Лихачев отмечал, что первое массовое выступление интеллигентов — это декабристское восстание. Декабристы не только проявили внутреннюю свободу, но и пошли против своих сословных интересов.

Характерно, что интеллектуальная свобода помешала декабристам одержать победу. Они не смогли объединиться именно потому, что были интеллигентами.

Тогда впервые одновременно и отчетливо проявились и организационная слабость, и духовная, нравственная сила интеллигенции.

Обратите внимание

Согласились и с тем, что интеллигенция в своем генезисе — специфически российское явление. И появилась она как социальный слой изначально в Петербурге.

Было отмечено, что с самого начала российская интеллигенция стала выступать как носитель гражданского и национального самосознания. Оказалось, что ее интересы не связаны ни с личной выгодой, ни с интересами классов.

Интеллигенция — это не класс, не партия, не профессиональное объединение, у нее никогда не было писаного устава, иерархии, формальной организации. Однако русская интеллигенция всегда имела собственные символы веры, внутреннюю дисциплину и традиции.

Это — независимое, неформальное движение, одно из проявлений способности россиян действовать без подчинения какому-либо лицу, издающему декреты и налагающему на всех единую волю. Ведущий принцип интеллигенции — служение простому народу.

Это не следует понимать буквально, как прислуживание, поскольку у нее всегда есть собственный взгляд на общественное благо. Вместе с тем принципиально важно, что интеллигенция всегда была готова жертвовать личным благом ради блага народного, не желая взамен никакой награды, кроме сознания исполненного долга.

Отсюда и особая нравственная позиция интеллигенции, ее чувство гражданской и социальной ответственности, способность мучительно переживать протекающие в обществе процессы, а не замыкаться эгоистически и равнодушно в узких границах собственного бытия. Отсюда — и представление о ней как о разуме и совести нации. Спрашивать, зачем России нужна интеллигенция, то же самое, что спрашивать, нужна ли ей совесть. Общепринятых ответов на подобные вопросы не существует.

Лихачевская концепция интеллигенции как специфического для России социально-культурного феномена вытекает из всего его предшествующего опыта культурологического анализа. На интеллигенцию Д. С. Лихачев смотрит как на явление культуры, как на результат культурного развития.

Лихачев изучает культуру, а не только историю культуры. Принципиально, что его взгляд на любые рассматриваемые им явления предполагает изучение и оценку их в контексте культуры. Другое дело, что при этом его взгляд многомерен. И временная, историческая плоскость анализа — лишь одна из многих.

Важно

По мысли Лихачева, интеллигенция — это одна из вершин развития европейской христианской духовной традиции, явление, сформировавшееся на российской почве закономерным образом.

Формирование подобного слоя людей может быть расценено как высочайшее гуманитарное достижение России, своего рода торжество человеческого духа, лежащее в русле европейского культурного течения.

И совершенно не случайно этот особый в ряде отношений высший «продукт» европейской и (шире) мировой культуры появился, получил развитие именно в Петербурге.

Дмитрий Лихачев. «Мелочи поведения». Патриарх русской культуры!

Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев прожил долгую жизнь. Родился он 15 ноября (28 ноября — по новому стилю) 1906 года, а скончался 30 сентября 1999 года, всего лишь пару месяцев не дожив до 93 лет. Его жизнь почти целиком охватила XX век — век, наполненный и великими, и страшными событиями в российской и мировой истории.

Говоря о своих делах и обязанностях, мы обычно делим их на важные и мелочные, на великие и малые. Академик Лихачев имел более высокий взгляд на жизнь человека: он считал, что нет маловажных дел или обязанностей, нет пустяков, нет «мелочей жизни». Всё, что происходит в жизни человека, — важно для него.

«В жизни надо иметь служение — служение какому-то делу. Пусть это дело будет маленьким, оно станет большим, если будешь ему верен».

Лихачев Дмитрий Сергеевич

Об академике Лихачеве слышали все, и не раз. Его называют и «символом русской интеллигенции XX века», и «патриархом русской культуры», и «выдающимся ученым», и «совестью нации»…

У него было много званий: исследователь литературы Древней Руси, автор множества научных и публицистических трудов, историк, публицист, общественный деятель, почетный член многих европейских академий, основатель журнала «Наше наследие», посвященного русской культуре.

За сухими строчками лихачевского «послужного списка» теряется то главное, чему он отдавал свои силы, свою душевную энергию, — защите, пропаганде и популяризации русской культуры.

Это Лихачев спасал от разрушения уникальные памятники архитектуры, это благодаря выступлениям Дмитрия Сергеевича, благодаря его статьям и письмам удалось предотвратить развал многих музеев и библиотек. Эхо его выступлений на телевидении можно было уловить в метро, в троллейбах, просто на улице.

Это о нём было сказано: «Наконец-то телевидение показало настоящего русского интеллигента». Популярность, мировая известность, признание в научных кругах. Получается идиллическая картина. Между тем, за плечами академика Лихачева отнюдь не гладкая дорога жизни…

Жизненный путь

Дмитрий Сереевич родился в Санкт-Петербурге. По отцу — православный, по матери — старообрядец (раньше в документах писали не национальность, а вероисповедание). На примере биографии Лихачева видно, что потомственная интеллигентность значит не меньше, чем дворянство.

Жили Лихачевы скромно, но находили возможность не отказываться от своего увлечения — регулярных посещений Мариинского театра. А летом снимали дачу в Куоккале, где Дмитрий приобщился к среде артистической молодежи.

В 1923 году Дмитрий поступил на этнолого-лингвистическое отделение факультета общественных наук Петроградского университета. В какой-то момент вошел в студенческий кружок под шуточным названием «Космическая академия наук».

Совет

Участники этого кружка регулярно собирались, читали и обсуждали доклады друг друга. В феврале 1928 года Дмитрий Лихачев был арестован за участие в кружке и осужден на 5 лет «за контрреволюционную деятельность». Следствие длилось полгода, после чего Лихачев был отправлен в Соловецкий лагерь.

Опыт жизни в лагере Лихачев назвал потом своим «вторым и главным университетом». Он сменил на Соловках несколько видов деятельности. Например, работал сотрудником Криминологического кабинета и организовывал трудовую колонию для подростков.

«Из всей этой передряги я вышел с новым знанием жизни и с новым душевным состоянием, — рассказывал Дмитрий Сергеевич. — То добро, которое мне удалось сделать сотням подростков, сохранив им жизнь, да и многим другим людям, добро, полученное от самих солагерников, опыт всего виденного создали во мне какое-то очень глубоко залегшее спокойствие и душевное здоровье».

Лихачев был освобожден досрочно, в 1932 году. Он вернулся в Ленинград, работал корректором в издательстве Академии наук (получить более серьезную работу мешало наличие судимости).

В 1938-м стараниями руководителей Академии наук СССР с Лихачева была снята судимость. Тогда Дмитрий Сергеевич поступил на работу в Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский Дом).

Войну Лихачевы (к тому времени Дмитрий Сергеевич был женат, у него было две дочери) частично пережили в блокадном Ленинграде. После страшной зимы 1941–1942 годов их эвакуировали в Казань. После пребывания в лагере здоровье Дмитрия Сергеевича было подорвано, и он не подлежал призыву на фронт.

Главной темой Лихачева-ученого стала древнерусская литература. В 1950 году под его научным руководством были подготовлены к изданию в серии «Литературные памятники» две книги — «Повесть временных лет» и «Слово о полку Игореве».

Дмитрий Сергеевич умел находить в русском Средневековье то, что соединяет нас с прошлым, ибо человек — часть общества и часть его истории. Сквозь призму истории русского языка и литературы он постигал культуру своего народа и старался приобщить к ней современников.

Пятьдесят с лишним лет он проработал в Пушкинском доме, возглавлял в нём отдел древнерусской литературы. А скольким талантливым людям помог в жизни Дмитрий Сергеевич… Андрей Вознесенский писал, что своими предисловиями Лихачев помог выйти не одной «трудной» книге.

Обратите внимание

И не только предисловиями, но и письмами, отзывами, ходатайствами, рекомендациями, советами. Можно с уверенностью сказать, что десятки, сотни талантливых ученых и писателей обязаны поддержке Лихачева, который сыграл важную роль в их личной и творческой судьбе.

Академик Лихачев стал неформальным лидером нашей культуры. Когда же появился в нашей стране Фонд культуры, Дмитрий Сергеевич с 1986 по 1993 год стал неизменным председателем его правления. В это время Фонд культуры становится фондом культурных идей.

Лихачев прекрасно понимал, что сберечь, сохранить, а главное, извлечь всё духовное богатство культуры минувших времен способен только человек нравственно полноценный, эстетически восприимчивый. И он нашел, пожалуй, самый эффективный способ достучаться до сердца и разума своих современников — стал выступать на радио и телевидении.

Лихачев — патриот по своей природе, патриот скромный и ненавязчивый. Он не был аскетом. Любил поездки, комфорт, но жил в скромной городской квартире, тесной по современным понятиям для ученого мирового класса. Она была завалена книгами. И это сегодня, когда тяга к роскоши охватила все слои общества.

Дмитрий Сергеевич был необычайно легок на подъем. Все журналисты знают, как трудно было застать его дома. Ему и в 90 лет был интересен весь мир, и он был интересен всему свету: все университеты мира звали его в гости, а принц Чарльз помогал ему издавать рукописи Пушкина и давал в его честь обед.

Даже за 2,5 месяца до смерти летом 1999 года Лихачев договаривался о выступлении на Пушкинской конференции в Италии. Он умер 30 сентября 1999 года и был похоронен на Комаровском кладбище в Санкт-Петербурге.

Заметки и мысли о «мелочах» жизни

Последние книги Лихачева похожи на проповеди или на поучения. Что же пытается нам внушить Лихачев? Что объяснить, чему научить?

В предисловии к книге «Письма о добром и прекрасном» Дмитрий Сергеевич пишет: «Попробуйте держать бинокль в дрожащих руках — ничего не увидите». Для восприятия красоты окружающего мира человек сам должен быть душевно красивым.

Вспоминая Дмитрия Сергеевича, почитаем выдержки из его писем:

«Что же самое главное в жизни? Главное может быть у каждого свое собственное, неповторимое. Но всё же главное должно быть добрым и значительным. Человек должен думать о смысле своей жизни — оглядывать прошлое и заглядывать в будущее.

Люди, ни о ком не заботящиеся, как бы выпадают из памяти, а люди, служившие другим, служившие по-умному, имеющие в жизни добрую и значительную цель, запоминаются надолго».

«В чём самая большая цель жизни? Я думаю: увеличивать добро в окружающем нас. А добро — это прежде всего счастье всех людей. Оно слагается из многого, и каждый раз жизнь ставит перед человеком задачу, которую важно уметь решать. Можно и в мелочи сделать добро человеку, можно и о крупном думать, но мелочь и крупное нельзя разделять…»

«В жизни ценнее всего доброта… доброта умная, целенаправленная. Знать это, помнить об этом всегда и следовать путями доброты — очень и очень важно».

«Забота — вот то, что объединяет людей, крепит память о прошлом, направлена целиком на будущее. Это не само чувство — это конкретное проявление чувства любви, дружбы, патриотизма. Человек должен быть заботлив. Незаботливый или беззаботный человек — скорее всего, человек недобрый и не любящий никого».

«У Белинского где-то в письмах, помнится, есть такая мысль: мерзавцы всегда одерживают верх над порядочными людьми потому, что они обращаются с порядочными людьми как с мерзавцами, а порядочные люди обращаются с мерзавцами как с порядочными людьми.

Важно

Глупый не любит умного, необразованный образованного, невоспитанный воспитанного и т. д. И всё это прикрываясь какой-нибудь фразой: “Я человек простой…”, “Я не люблю мудрствований”, “Я прожил свою жизнь и без этого”, “Всё это от лукавого” и т. д. А в душе ненависть, зависть, чувство собственной неполноценности».

«Самое восхитительное свойство человека — любовь. В этом связанность людей выражается наиболее полно. А связанность людей (семьи, деревни, страны, всего земного шара) — это основа, на которой стоит человечество».

«Добро не может быть глупо. Добрый поступок никогда не глуп, ибо он бескорыстен и не преследует цели выгоды или “умного результата”… Говорят “добренький”, когда хотят оскорбить».

«Если человек перестанет быть творческим существом и быть устремленным в будущее, он перестанет быть человеком».

«Жадность — это забвение собственного достоинства, это попытка поставить свои материальные интересы выше себя, это душевная кособокость, жуткая направленность ума, крайне его ограничивающая, жухлость умственная, жалкость, желтушный взгляд на мир, желчность к себе и другим, забвение товарищества».

«Жизнь — прежде всего это творчество, но это не значит, что каждый человек, чтобы жить, должен родиться художником, балериной или ученым».

«Жить в нравственном отношении надо так, как если бы ты должен был умереть сегодня, а работать так, как если бы ты был бессмертен».

«Земля — наш крошечный дом, летящий в безмерно большом пространстве… Это беззащитно летящий в колоссальном пространстве музей, собрание сотен тысяч музеев, тесное скопище произведений сотен тысяч гениев».

В чем же всё-таки феномен Лихачева? Ведь он, в сущности, был боец-одиночка. В его распоряжении не было ни партии, ни движения, не было ни влиятельной должности, ни правительственной верхушки. Ничего. В его распоряжении были лишь моральная репутация и авторитет.

Те, кто сегодня хранят наследие Лихачева, убеждены — необходимо вспоминать Дмитрия Сергеевича чаще, не только когда проводятся общенародные юбилейные мероприятия.

Всё острее ощущается — настало время честной попытки переосмысления происходящего со страной и всеми нами, оттого обращение к культурным и нравственным ценностям особенно важно.

Почему один человек счастлив, жизнерадостен и полон сил, а другой — болен и подавлен? В чём секрет здоровья, счастья и долголетия? Специально для тебя наша редакция подобрала 11 самых интересных цитат Сергея Лазарева.

Узнай также, как перестать себя критиковать и прикоснуться к исцеляющей силе любви. Попробуй следовать этим рекомендациям, и жизнь наполнится новой энергией, которая способна исцелить душу и тело.

Времени нет. Памяти Дмитрия Лихачёва

В нашей жизни есть события, которые в привычном течении дней, часов, минут красноречиво свидетельствуют об относительности времени.

В вечности происходят все события Литургии, присутствие на которой позволяет покинуть земное измерение и притронуться к иному миру. Устоявшийся ход времени каждый раз разрушается смертью человека: тленное уступает место вечному.

Под мерное чтение Псалтири над усопшим стрелки часов словно замирают, подчиняясь высшему закону… Порой вне времени может пройти и жизнь человека.

Совет

Основателем петербуржского рода Лихачевых был Павел Петрович Лихачев – из «детей купеческих Солигаличских». Родился он в маленьком городке Солигаличе, расположенном на реке Костроме между одноименным городом и Вологдой.

Перебравшись в столицу, он приобрел большой участок на Невском проспекте, где открыл мастерскую золотошвейного дела и магазин – прямо напротив Большого гостиного двора.

В 1794 году был принят во вторую гильдию купцов Санкт-Петербурга.

«Потомственное почетное гражданство мой прапрадед Павел Петрович получил не только тем, что был на виду в петербургском купечестве, но и постоянной благотворительной деятельностью», – вспоминал знаменитый потомок.

Дед Дмитрия Сергеевича – Михаил Михайлович Лихачев, унаследовавший титул  почетного гражданина Петербурга, – член Ремесленной управы, староста Владимирского собора. «Его грудь покрывали ордена, медали и значки различных благотворительных обществ».

«Характер у деда был тяжелый. Не любил, чтобы женщины в семье сидели без дела. Сам он выходил только к обеду из своего огромного кабинета, где в последние годы лежал на диване, приставленном к письменному столу. В моей памяти запечатлелась картина: Михаил Михайлович лежит на диване одетый.

Ночные туфли стоят рядом. Борода расчесана на две половины, как у Александра II (важным лицам в XIX в. полагалось носить бороду и усы как у государя).

Со своего дивана он достает из ящика письменного стола золотые десятирублевики и дарит их нам, когда мы перед уходом заходим к нему в кабинет попрощаться».

Михаил Михайлович хотел сделать своим преемником сына Сергея. Но тот поссорился с отцом, ушел из дома, самостоятельно поступил в реальное училище и начал жить уроками. Позже поступил в электротехнический институт, стал инженером и поступил на работу в Главное управление почт и телеграфов.

«Он был красив, энергичен, одевался щеголем, был прекрасным организатором и известен как удивительный танцор». На танцах он и познакомился со своей будущей женой – Верой Семёновной Коняевой, происходившей из купеческой среды.

«Отец стал ежедневно гулять под окнами моей матери и в конце концов сделал предложение».

Сергей Михайлович Лихачев и Вера Семеновна Коняева после свадьбы. Начало 1900-х гг.

«Отец и мать мои были уже типичными петербуржцами. Сыграла тут роль и среда, в которой они вращались, знакомые по дачным местам в Финляндии, увлечение Мариинским театром, около которого мы постоянно снимали квартиры.

Обратите внимание

Чтобы сэкономить деньги, каждую весну, отправляясь на дачу, мы отказывались от городской квартиры.

Мебель артельщики отвозили на склад, а осенью снимали новую пятикомнатную квартиру, обязательно вблизи от Мариинского театра, где родители имели через знакомых оркестрантов и Марию Мариусовну Петипа ложу третьего яруса на все балетные абонементы».

Другая жизнь

«С рождением человека, – писал Дмитрий Сергеевич, – родится и его время…». Время Дмитрия Сергеевича Лихачева родилось 28 (15) ноября 1906 года.

Вот одна из первых фотографий Мити Лихачева – сквозь столетие выхваченное мгновение: упитанный бутуз на руках матери, рядом няньки и старший брат – Михаил.

В их семье всегда царила атмосфера доброжелательности и взаимопонимания. Никогда не унывали, вместе переживали и трудности, и радости. Это «пережить вместе», реально помочь человеку, честно сделать все, что от тебя зависит, чтобы ближнему стало легче дышать, – это качество войдет в будущего академика прочно и не будет зависеть ни от политического курса, ни от господствующей идеологии.

Родители оказали огромное влияние и на воспитание, и на мировоззрение юного Мити. Отец, вышедший из купеческого сословия и получивший  звание личного дворянина «благодаря своему высшему образованию, чину и орденам (среди которых были Владимир и Анна)», его успешная служебная карьера, утонченность и образованность матери, светская жизнь семьи, – все это внесло свой вклад в становление детей.

Ясно пережитая, прочувствованная до-революционная жизнь, жизнь в совершенно иной парадигме, чем дальнейшая схематичная советская действительность, – стала для Дмитрия Сергеевича мощнейшей прививкой, вакциной от разрушительного потока большевистской теории и практики. Лихачев – в отличие от многих советских граждан – всегда четко помнил: жить можно по-другому, жить нужно по-другому.

Надо ли говорить, что между детьми и родителями не было никаких барьеров: ток отцовской и материнской любви буквально вскормил Митю, насытил его сердце нежностью и добротой.

Эту доброту – которую в чистом виде так редко встретишь в людях – он впоследствии даром раздавал всем, кто к нему обращался. Человек, знавший, что такое отеческая забота, умел относиться к другим соответственно.

И поэтому, наверное, люди (поразительно, самые разные: от коллег по цеху – академиков – до простых рабочих) тянулись к Лихачеву, чувствовали в нем основательное, спокойное, разумное отцовское начало.

Митя Лихачев на пляже в Мисхоре (1912 г.)

Важно

Прививка от будущей «пролетарской двухмерности» жизни была действительно качественная. Лето Лихачевы проводили на даче, чаще всего отдыхали в Куоккале (нынешний поселок Репино Курортного района Петербурга) – летней «резиденции» столичной богемы.

Все забавы, принятые там, с радостью поддерживались Лихачевыми. И кажется, что часы тогда не отсчитывали оставшихся нескольких лет до «ломки государственного и общественного строя».

Неудивительно, что во всех воспоминаниях Дмитрия Сергеевича явно обнаруживается рефрен – «тогда все было по-другому».

Два лета семья провела в Крыму, в Мисхоре.

С.М. Лихачев с сыновьями. Мисхор. 1912 г.

Эти крымские месяцы, летний Мисхор запомнились юному Мите как лучшее время в жизни.

«Крым был другой. Он был каким-то «своим Востоком», Востоком идеальным. Красивые крымские татары в национальных нарядах предлагали верховых лошадей для прогулок в горы. С минаретов раздавались унылые призывы муэдзинов. Особенно красив был белый минарет в Кореизе на фоне горы Ай-Петри.

А татарские деревни, виноградники, маленькие ресторанчики! А жилой Бахчисарай и романтический Чуфут-Кале! В любые парки можно было заходить для прогулок, а дав «на чай» лакеям, осматривать в отсутствие хозяев алупкинский дворец Воронцовых, дворец Паниной в Гаспре, дворец Юсуповых в Мисхоре».

«Университеты»

В 8 лет Митя поступает в гимназию Человеколюбивого общества. Потом для многих советских людей он сам станет такой «гимназией».

Примечательно и достойно всяческого внимания: родители будущего академика выбирали не школу, а классного наставника. Роль личности – даже не методики обучения – была ясно понимаема. Капитон Владимирович с этой ролью справлялся. Строгий и добрый, умный и представительный – ученикам было с кого срисовывать пример для подражания. Что касается самих одноклассников, то –

«У меня сразу пошли с ними столкновения, – вспоминал Лихачев. – Я был новичок, а они уже учились второй год, и многие перешли из городского училища. Они были „опытными“ школьниками. Однажды они на меня накинулись с кулачками.

Я прислонился к стене и, как мог, отбивался от них… Как я не хотел ходить в школу! По вечерам, становясь на колени, чтобы повторять за матерью слова молитв, я еще прибавлял от себя, утыкаясь в подушку: „Боженька, сделай так, чтобы я заболел!“».

Совет

Родители вынуждены были забрать мальчика из гимназии. А следующей осенью он отправился в гимназию Карла Мая. О ней у Дмитрия Сергеевича остались самые благодарные воспоминания.

Но в переломный 1917 год семья переехала на другую квартиру, и Лихачев продолжил обучение в Советской единой трудовой школе (бывшей гимназии имени Л.Д.

Лентовской, или просто «Лентовке»), где тогда еще – по инерции до-октябрьской жизни – из учеников воспитывали личностей, с самостоятельным мышлением и собственным мировоззрением.

Но стены Лентовки не могли защитить от трагедии революции – движение ее магматического потока пережевывало все «старое». И беззаботное детство тогдашних беззаботный детей пошло под нож одним из первых.

Но и этой «ночной эпохой» рост личности не прекращался – Дмитрий Сергеевич в 1928 году оканчивает факультет общественных наук (перекроенных под Маркса) Ленинградского университета.

Может быть, как-то интуитивно Лихачев ушел в сферу, трудно контролируемую идеологией, – этнолого-лингвистическое отделение. Причем занимался талантливый студент в двух секциях сразу: романо-германской и славяно-русской.

«Понтификом» – мостостроителем – между двумя этими мирами он впоследствии и стал (впрочем, ясно видел в генетике и того и другого общего «предка»).

Студент Ленинградского университета Дмитрий Лихачев. 1925 г.

Сложно себе это представить воочию, но 20-ые годы во многом не чувствовали на себе тяжелое дыхание грядущих репрессивных 30-ых.

То ли мало еще революция «поработала», то ли НЭП всех обнадежил, то ли власть еще не показала своих клыков во всей красе, но и в лекториях и коридорах университета звучали диспуты – на разные темы! – и ученые не боялись быть по-настоящему «блестящими» и говорить четко и мелодично.

Обратите внимание

Потом, конечно, эта музыка заглохнет. Дмитрий Сергеевич будет одним из немногих, чья мелодика голоса, сам стиль речи вступит в буквальное противоречие с интонациями вертикали власти.

В университете Лихачев обращает внимание на древнерусскую литературу – ранний культурный, культурообразующий пласт нашего наследия, мимо которого почему-то так легко проходили литературоведы.

Собственно, Дмитрий Сергеевич впервые по-настоящему открыл и разработал этот пласт, приблизился к нему сам и приблизил своих современников.

Он стал переводчик с древнерусского, церковно-славянского на русский.

Как и полагается талантливому студенту, дипломные работы были написаны в обеих секциях: одна посвящена «Повестям о патриархе Никоне», другая – Шекспиру в России в XVIII.

Возвращаясь в памяти к этим годам, Лихачев писал:

Соловки

«Нам сейчас непросто понять, как можно получить срок за любовь к буквам», – замечает, вспоминая своего учителя, писатель Евгений Водолазкин.

Доклад Лихачева «О некоторых преимуществах старой русской орфографии», которая была «попрана и искажена врагом Церкви Христовой и народа российского», стал материалом для обвинения ученого.

Так, в 1928 году за «любовь к буквам» двадцатидвухлетний, но по большому счету все еще домашний мальчик, только что окончивший университет, оказался политзаключенным в «коммунистическом аду, возникшем на обломках монашеского рая» – в «СЛОНе». Соловецком лагере особого назначения.

Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН)

Непосильная работа,  произвол начальника («власть здесь не советская, а соловецкая»), конвейер массовых расстрелов и звериное поведение охранников – это только элементы, из которых слагалась атмосфера, трудно описываемая словами. Более всего бывшего блестящего студента угнетали бессмысленность и абсурдность происходящего социального эксперимента.

Специалист по этнолого-лингвистике освоил немало профессий в «передовике ГУЛАГа» – был пильщиком дров, грузчиком в порту, электромонтером, рабочим в Лисьем питомнике, ухаживал за коровами в Сельхозе.

Здесь он впервые явственно почувствовал дыхание смерти: однажды, во время посещения родителей, Дмитрий Сергеевич оказался в «расстрельном списке» (среди тех, кого полагалось расстрелять просто так, для «острастки»). Он был предупрежден об этом и вечером в барак не вернулся.

Может быть, прячась всю ночь в дровах от конвоиров и слыша глухие выстрелы, он невольно обращался к теплым воспоминаниям детства – Куоккала, Мисхор, Мариинский театр… И творившийся кругом смертоносный абсурд только усиливал нереальность не того – другого, прежнего, а этого – зверского и жестокого – времени.

Утром он осознал, что остался жив.

Об этом событии напоминает фотографическая карточка, запечатлевшая  юношу с грустными добрыми глазами, по сторонам от него – отец и мать. И подпись: «Свидание с родителями. Соловки. 1929 год».

Важно

А ведь еще так недавно эти люди купались в чистых водах Куоккалы и ели сэндвичи в компании веселых смеющихся людей, довольных жизнью.

Впоследствии Лихачев признавался, что именно тогда он стал другим человеком – в нем исчез страх, он перестал испытывать ту унизительную липкую боязнь и тревогу непонятно перед чем, которая так свойственна многим людям на протяжении всей жизни. Дмитрий Сергеевич там, на Соловках, обрел свободу. Каждый прожитый день отныне был наполнен искренним благодарением Богу, потому что каждый день жизни – это Его подарок.

Лихачев не был типичным «ушедшим в себя» ученым, рассеянным, физически слабым и не приспособленным к жизни. Нет, он всегда был подтянут.

И даже на строительстве Беломоро-Балтийского канала, начавшегося в 1931 году (сюда  были стянуты силы со всех концов страны) з/к Дмитрий Сергеевич Лихачев получил звание «ударник ББК», что позволило покинуть весь этот кошмар на полгода раньше положенного срока – летом 1932 года. Это лето, вероятно, тоже было одним из самых счастливых в его жизни.

После освобождения Лихачев вернулся в Ленинград. В родном городе он стал литредактором «Издательства социально-экономической литературы» (впоследствии издательство «Мысль»).

В 1935 году Дмитрий Сергеевич женился на Зинаиде Александровне Макаровой, через 2 года родились дочери-близнецы – Вера и Людмила.

Дмитрий Сергеевич и Зинаида Александровна с дочками. 1937 г.

Казалось, жизнь начинает налаживаться. В 1936 году с Лихачёва были сняты все судимости. А с 1938 года он начинает трудиться в Институте русской литературы РАН, более известном как Пушкинский Дом, который, как это ни банально звучит, становится для него вторым домом.

Здесь он и встретил Великую Отечественную войну.

Блокада

Про дни блокады Ленинграда трудно писать. Но еще труднее – слышать голоса тех, кто ее пережил. Дмитрий Сергеевич вспоминал:

«Мы подсчитали с Зиной, сколько дней еще сможем прожить на наших запасах. Если расходовать через день по плитке столярного клея, то хватит на столько-то дней, а если расходовать по плитке через два дня — то на столько-то.

И тут же сетовали: почему я не доел своей порции тогда-то? Вот она бы пригодилась сейчас! Почему я не купил в июле в магазине печенья? Я ведь уже знал, что наступит голод. Почему купил всего 11 бутылок рыбьего жира? (…)Дети сами накрывали на стол и молча усаживались.

Сидели смирно и следили за тем, как готовилась «еда». Ни разу они не заплакали, ни разу не попросили еще: ведь все делилось поровну».

Совет

В «мертвые» дни ленинградской блокады Лихачевы топили буржуйку, конечно, книгами. Живительному огню предавали протоколы заседаний Государственной Думы. Но даже тогда – каждый день ощущая на себе взгляды смерти – Дмитрий Сергеевич нашел в себе силы оценить по достоинству корректуры последних заседаний и понять, что это огромная редкость. И сохранить.

Удивительно, но с детьми родители учили стихи и прозу – сон Татьяны, бал у Лариных,  стихи Плещеева: «Из школы дети воротились, как разрумянил их мороз…», Ахматовой: «Мне от бабушки татарки…».